Доживем до воскресения. Литература в школе вчера, сегодня, завтра. Лев Соломонович Айзерман

самобичующая. Абсолютно русское явление. В любви Лопахина, каким его играл Высоцкий, было тоже все мучительно и непросветленно. Его не поняли, не приняли, и в ответ – буйство, страдание, гибель.

      Обговаривая этот момент на репетиции, я не помню, кто первый вспомнил строчки Тютчева, но Володя их часто потом повторял, когда мы в последующие годы репетировали «Вишневый сад» после отпуска.

      О, как убийственно мы любим,

      Как в буйной слепоте страстей

      Мы то всего вернее губим,

      Что сердцу нашему милей!»

      Естественно, с такой трактовкой роли можно и не согласиться, но какую пищу для ума она дает. (Статья Александра Минкина о «Вишневом саде», открывающая новое понимание пьесы, опубликованная в «Московском комсомольце» и вошедшая потом в его книгу «Нежная душа», когда я писал все это, еще не была опубликована.)

      В этом году впервые за все время, что я провожу это сочинение, один (один за все годы!) ученик обратил внимание на слова, сказанные Лопахину: «Коньячком от тебя попахивает, милый мой, душа моя». Между тем без этой детали картина куража Лопахина не будет понята во всей своей полноте.

      И в этом же 2004 году, впервые за десять лет 12 человек, а это 16%, написали о том, что Лопахин уязвлен тем, что хотя он и разбогател, но для Раневской и Гаева, да и для себя самого он все-таки так и остался мужичком. «Он чувствует барьер, который отделяет его от семьи Раневской, и это угнетает его. „Отец мой, правда, мужик был, а я вот в белой жилетке, желтых башмаках. Со своим свиным рылом в калашный ряд… Только вот богатый, дел много, а ежели и разобраться, то мужик-мужиком“». «Его терзает мысль, что он не ровня Раневской, он, битый, неграмотный Ермолай, который зимой босиком бегал. Это мужицкое начало тяготит его. „Мой папаша был мужик, идиот, ничего не понимал, меня не учил, а только бил спьяна, и все палкой. В сущности, и я такой же болван и идиот. Ничему не обучался, почерк у меня скверный, пишу я так, что от людей совестно, как свинья“». «„Не плачь мужичок, до свадьбы заживет…“ Эти слова Раневской вспоминает Лопахин после долгой разлуки с ней. Хотя сейчас он богатый человек, купец, он остается в глазах семьи Раневской „мужичком“. Он чувствует эту грань между ними. Его угнетает это сознание того, что он „мужичок“. Он даже Дуняше говорит: „Очень уж ты нежная, как барыня. Надо себя помнить“. Конечно же, это вызвано не тем, что Лопахину в Дуняше что-то не нравится, просто подсознательно он чувствует, что, кем бы они ни были, для людей, которые ему дороги, он так и остался мужичком».

      «Лопахин, как бы близок он ни был к Раневской, помнит себя: он – „мужичок“. Это главная болевая точка в его душе. Еще раз он в этом убеждается, когда Раневская предлагает ему жениться на Варе, говоря, что она „из простых“».

      «С покупкой вишневого сада он отдаляется от Раневской, к которой питает привязанность. Лопахин говорит со слезами. Это слезы о том, что не слиться этим