Будь благословенна, земля Рязанская…. Евгений Иванов

на себе медвежью накидку, стал пробираться сквозь колкие густые ветки елей к реке.

      Подойдя вплотную к берегу, он сбросил с себя накидку и наклонился к воде. В зеркале прозрачной чистой воды появилось отражение его молодого, с едва пробивающейся бородкой, лица. В толще воды были видны проплывающие небольшие рыбки и колышущиеся, словно на ветру, длинные зеленоватые водоросли. Он зачерпнул ладонями водицу и плеснул себе на лицо.

      Умывшись, прилёг к земле и, прикоснувшись губами к воде, стал жадно пить. Рядом стоял Рыжий и, наклоняя свою длинную шею к кромке речи, тоже неистово поглощал воду.

      Мелкий дождь потихоньку закончился, и сквозь густую пелену туч появилось тёплое слепящее глаза солнце. Его лучи осветили гладкую поверхность речки и стали играть золотистыми зайчиками на небольших волнах, исходящих от мелких рыб, плескавшихся на поверхности воды.

      Присев на мягкую накидку, Афоня сорвал гроздь красной калины и, запивая молоком с куском ржаного хлеба, стал есть, любуясь бежавшей потихоньку речкой. Рыжий стоял поодаль в кустах калины и отыскивал мордой нужную себе траву среди лежавшей сплошным ковром кислицы и высокой валерьяны.

      Небольшие всплески воды, щебет птиц на деревьях и тёплые лучи солнышка очень быстро склонили Афоню в сон.

      Вскоре он проснулся от соприкосновения чего-то тёплого и влажного на своём лице: верный конь стоял на его дремавшим телом и обнюхивал лицо. Афоня, потянувшись, быстро поднялся и, собрав вещи, вскочил на коня.

      – Но, Рыжай! – воскликнул он. И конь, слегка встав на дыбы, звонко заржал и бросился вперёд.

      Снова замелькали леса, поля, еле заметная дорожка да синеватая речушка, мелькавшая между деревьями. Афоня решил нигде больше не останавливаться, чтобы поспеть к Рязани до захода солнца.

      Под вечер всё чаще стали появляться сёла и избы бобылей, одинокие деревянные церквушки да огороженные высоким забором монастыри. Мимо по дороге проезжали разные люди: свободные селяне, холопы, подъячие, и даже проносились гонцы. Он любопытно всех оглядывал и часто спрашивал, по верной ли дороге едет.

      Когда солнце закатилось за высокие холмы, оставив лишь красное зарево на помутневшем, с едва заметными звёздочками, небе, из тёмного леса дорога подняла всадника на высокий холм, откуда было видно множество мелких огоньков. И что-то огромное тёмно-серое возвышалось среди всей этой мелочи. Афоня остановил разгорячённого и мыльного от долгой скачки коня. Соскочил с седла и, дав волю коню, стал внимательно всматриваться вдаль.

      – Ота кака ляпота-то… Аж глаза слепит! – произнёс он вслух, внимательно всматриваясь в эти огоньки.

      – Ну что, Рыжай, добрались мы, однако. Поспели к ночи, – произнёс Афоня, поглаживая гриву коня, который, не обращая внимания на своего хозяина, жадно щипал траву. – Ща под деревцами переночуем, а поутру и в город махнём, – и он посмотрел вверх.

      Небо стало тёмно-синим. На нём выделялись золотистые звёзды и вечно печальная луна, которая ярко освещала огромные