Будь благословенна, земля Рязанская…. Евгений Иванов

и чаго? – ухмыльнулся паренёк.

      Старик прикоснулся дрожащими руками, осторожно, к этой вещице. Он стал аккуратно, но в то же время с нетерпением разворачивать тряпьё, что заставило его волноваться.

      Это была слегка потемневшая железная булава с навершнем[16] в виде куба с четырьмя крестообразно расположенными шипами. Старик взял осторожно её в руки и стал сосредоточенно рассматривать, как будто вспоминая что-то давно ушедшее, но не забытое. Его сильные руки и сейчас могли не только удержать эту вещь, но и нанести удар сокрушительной силы.

      – Вота, паре, чем мы можем быть выше бояр.

      Он поднёс булаву поближе к свету и внимательно стал рассматривать рукоять. На одной из сторон чётко была выбита какая-то надпись.

      – Вота написано, что ся булава была пожалована друже Булатке за преданну службу от его князя земли Рязанской Романа Глебовича.

      – Да ну, дидусь! Ты же грамоту не разумеешь?! – удивился Афонька.

      – Ну так что ж, что не разумею… – он осторожно стал передавать булаву внуку. – Я се по памяти знаю. На-кось, возьми, паре, да знай, что сим булатом поражал врагов княжеских дид твой. Да никогда не дрогнула десница перед опаскою… Так и се тоби вдалбливаю в калган[17], мало неразумный.

      Афонька сильно сжал рукоять булавы и легко взмахнул ею над своей головой.

      – Ну и как ся булавка поможе мени, а, дидусь? – проговорил он, рассекая булавою воздух с такой лёгкостью, как будто держал в руках простую палку, а не грозное оружие.

      – Дуре ты, паре, раз не уразумел, – огорчённо сплюнул старик. – В сем и е соль! Грамота ся посильнее гривны да знати. Отец наш, княже Юрий Ингваревич, почитай, приходится родичем страдальцу православному, господину мову, Роману Глебовичу… Дай ему, Господи, света небесного да блаженства в райской зямле Твоей.

      Дед посмотрел на образок и осенил себя крестным знамением три раза. Его глаза повлажнели, и он отвернулся в сторону. Вытерев навернувшуюся слезу рукавом, проговорил:

      – Уразумей, Афонька, сие, а то пошёл вон за бестолковостью!

      Парень ничего не ответил, а положил булаву и стал примерять шишак да кольчугу.

      – Ся кольчужка должна быть тоби впору, потому как ты моя кровь… Жаль только, что батько твой не захотел се взять на погост – гордый оказался, палкой ему в ребро… Всё сам да сам, а что вышло: принял смертушку в казённой кольчужке, так и не поняв, сколь важно носить родительское – оно ведь с благословения…

      Старик присел на лавку и почесал бороду, потом проговорил:

      – На заре соберу тоби в дорогу, и пойдёшь отсель…

      Он не стал больше смотреть на ребячество внука, а полез на огнище, кряхтя и бормоча что-то себе под нос.

      На дворе совсем стемнело. Появился золотистый месяц, ярко освещавший полянку с осунувшимся тёмным домиком. Дождь продолжал заливать окрестность, стуча по потемневшим листочкам деревьев и наклонившейся к земле траве. Вся природа вокруг мрачно поникла и погрузилась в глубокую дремоту.

      Прощание

      На

16

Навершне – вершина, верх (диалект вятского народа к. XIX в.).

17

Калган – голова (прост.).