Когда я исчезну. Валентина Хайруддинова

ты еще с ложки Бантика покорми. С чего это ты так с ним возишься?

      – Бантику тяжело, он не может ходить, – строго пояснила Спица.

      – Так он ползает! Везде может залезть. Это вообще здорово – у него ноги не болят. Потому что их нет!

      Твердолоб любит пошутить над другими, особенно когда его желудок наполнен.

      Разговор Спица не поддержала, и конь, не дождавшись ни ответа, ни сочувствия своим больным ногам (он имел в виду именно свои ноги), продолжил:

      – Так почему Бантику тяжело, я не понял?

      Все молча продолжали завтрак. А Пион, мало задумываясь над тонкостями поведения Спицы, уже предлагал:

      – Давай-ка, Бантик, с нами в лес! Ты, правда, везде можешь залезть. Будешь с высоких деревьев яблоки доставать.

      Спица не донесла ложку до рта, прижала змею к груди и умоляюще обратилась, по всей видимости, к козлу:

      – Я прошу не приглашать Бантика в лес, он боится леса.

      – Чего там бояться? В лесу хорошо, – с сознанием дела не согласился Твердолоб, который в лес вообще давным-давно не ходил.

      Я поблагодарил за завтрак и встал из-за стола, хотя послушать, чем закончится беседа, хотелось. Но мне предстоял еще поход в башню, а потом – продолжение работы в мастерских.

      Непогода разгулялась – ветер свистел, море шумело со страшной силой. Хорошо хоть дождь уже не лил как из ведра, а противно моросил.

      Я отправился вдоль по дороге и вскоре уже поднимался по разрушенным ступеням. Когда дует штормовой ветер, поход в башню становиться несколько опасным – шквал сбивает с ног, и, если оступишься на полуразрушенных ступенях, – полет вниз неминуем.

      Как мрачен сегодняшний пейзаж, как не похож на вчерашний! Но тяжелые темные тучи над головой, проливающие дождь, и сильный ветер для обители – обычное дело.

      Я привычно присел на мокрую каменную скамью, закутавшись в плащ, и невольно поежился. Хотя полуразрушенная скамейка, место моих посиделок, находилась в нише, и над головой нависало некое подобие крыши, дождь все-таки доставал меня. Вкупе с ветром он мешал мне сосредоточиться, а обдумать хотелось многое: во-первых, появление совсем не мудрого змея по имени Бантик. Во-вторых, поведение Спицы.

      Теперь, после стольких лет, проведенных здесь, я понимаю, что жизнь в обители – парадокс, как говорит ослик – любитель умных слов. Устройство жизни в обители не зависит от нашей воли, каких-то физических усилий. Есть момент появления и исчезновения, есть промежуток времени, который делает живое существо «обитателем». От чего зависит длина этого промежутка – неизвестно, кто определяет, когда появиться, когда исчезнуть – не знает никто. Отсутствие ответов на множество вопросов разрушает мои надежды на то, что когда-нибудь я пойму картину существующего мира. Но все же ничего не могу с собой поделать: прихожу в разрушенную башню и пытаюсь разгадать парадокс под названием «обитель». Сейчас я размышлял о Бантике. Если обитатели