Когда я исчезну. Валентина Хайруддинова

сами строили умозаключения и предлагали ответы.

      Бедный Бантик, наевшись от души, сидел на полу, смотрел одуревшими глазками и хотел, по-моему, спрятаться и продолжать сладко спать.

      – Ты не ядовитая змея? – вдруг спросил Ушан.

      – Кто я? Или не я – кто? – сонно пробормотал Бантик.

      Неожиданно сразу воцарилась тишина. Воспользовавшись этим, Лапка пригласила всех к столу.

      – Садитесь за стол, ужин остывает!

      Фраза оказала волшебное действие – общество притихло и, усевшись по своим местам, занялось ужином. Но время от времени кто-нибудь поглядывал в сторону Бантика, мирно спавшего посередине комнаты. Только Царап пил свое молоко не отвлекаясь.

      – Такой он …спокойный, – негромко заметила Лапка, кивнув на змею.

      – Да уж, впервые вижу такого новичка, – согласился я.

      – О, у них всегда вопросов …ого-го, – заметил Пион.

      – Множество, – подсказал ослик.

      – Помнишь себя? – спросил я шепотом у Лапки.

      – Да уж, я-то не спала в тот день в отличии от Бантика.

      Я, ослик и Царап, притихнув, ели тыкву с салатом из капусты, вспоминая «тот» день. Лапка пришла в поле, где мы работали. Эта хрупкая девочка полдня провела с нами, рассаживая томаты. За это время она рассказала, что уже побывала в нашем доме, как ей там понравилось. Потом попросила объяснить все о жизни в обители. В тот день я понял, как нам повезло.

      – Часовник надеялся, что змея станет с ним разговоры разговаривать, – с набитым ртом съехидничал Твердолоб, возвращая меня в настоящий момент.

      Поскольку никто ему не ответил, конь углубил мысль:

      – Решил, что пару себе нашел, с кем болтать можно вместо того, чтобы работать.

      Обитатели молча продолжали ужин. Твердолоб хмыкнул и двинулся к выходу – он рано укладывался спать. Прощальный взмах хвоста – конь скрывается за дверью, удаляясь в конюшню, построенную специально для него. Позже там же стал жить ослик.

      – Почему же Бантик не оправдал твоих надежд? – поинтересовался Бормот.

      – Понимаешь, я знаю, что змея – символ мудрости, а Бантик… он даже сказать ничего толком не может, – тихо объяснил я.

      После ужина я присел у камина, любуясь ярким желтым пламенем. Обитатели потянулись к огню – немного посидеть перед сном, обсудить чрезвычайное событие дня. Бормот расположился возле меня и разговор продолжился.

      – Змея не знает ничего? – спросил он вполголоса.

      – Он обо всем спрашивает: «что это». Ответить толком не может. Ты же сам слышал.

      – Вот и символ мудрости. Парадокс, – глубокомысленно заключил ослик.

      Он замолчал, засмотрелся на огонь, я же прикрыл глаза. С осликом я (как и все) общался с удовольствием, так как он отличался добрым и веселым нравом, общительностью, трудолюбием, уступчивостью и готовностью всегда помочь. Но разговоры, не касающиеся насущных проблем, Бормот не слишком-то поддерживал: у него эти рассуждения вызывали непонятное для меня отторжение.

      Между