Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин

в пятый раз заводят об этом речь, Сталину в запале – хочется крикнуть:

      – Да он Господь Бог, что ли, Ленин?

      Но что-то останавливает. И потому он часто видится проигравшим.

      На Пленуме особенно лютовал Зиновьев, вроде ему больше всех надо было. Остальные отводили глаза.

      И сейчас, через полгода после того, что произошло на том самом объединенном съезде, Сталин вдруг произнес самому себе:

      – А ведь я обо всем этом напишу. – И – уточнил: – В книге. И назову ее: «Тайное, что известно всем». Или что-то в этом роде.

      – Так урод ли был год? – спросил самого себя Сталин. – Вряд ли, – ответил более чем определенно. – Уродами были мы, не умеющие воспринимать данность как факт. А в этом, собственно, и кроется логика жизни. Единственно верный аргумент.

ДОСЬЕ

      ЕЖОВ Николай Иванович – родился в 1895 году в Петербурге.

      С 14 лет трудился на различных заводах, имея за плечами начальное образование. После Февральской революции вступил в партию большевиков. Участник Октябрьской революции.

      В годы Гражданской войны – военный комиссар ряда красноармейских частей (до 1921 г.). Затем – на партийной работе. С 1922 года – секретарь С емипалатинского губкома.

      В 1927 г. Ежов был переведен в Москву и назначен заместителем наркома земледелия СССР.

      2

      Эту смерть Сталин ждал.

      Как ждут непредсказанную прогнозом бурю.

      У которой есть склонность все же случаться.

      И когда ему сообщили, что буквально на следующую ночь после его дня рождения Бехтерев скончался, он произнес:

      – Ну вот еще одна мечта Ленинграда.

      И тогда не все бы, наверно, поняли, что имел он в виду такую же внезапную смерть Есенина.

      Правда, поэт наложил на себя руки.

      А этот – что?

      Наверно, этот вопрос он задал вслух, потому как находившаяся рядом Аллилуева сказала:

      – Ну что ты казнишься? Ему же – семьдесят.

      И это, если честно, резануло. Ибо прозвучало намеком, что она-то едва осилила четверть века. А он-то, ого-го!

      – О таких говорят, – продолжила Надежда, – «пожил».

      И вдруг Сталин, как бы только сейчас для себя открыл, что у Ленина и у него жены-то – Надежды.

      Только одна Константиновна, а другая – Сергеевна. Оправдали ли они их надежду?

      Эта мысль, как бы загорила сознание, и он не сразу догадался, что родилась она в результате того, что жизнь вторглась в сферу, в которую Сталин ее не допускал.

      Видимо, считая, что не бабское это дело – обсуждать проблемы, которые ее никоим образом не касаются.

      Сталин подошел к телефону и позвонил.

      – Что там случилось? – спросил.

      И на той стороне провода не уточнили, о чем идет речь. А ответили:

      – Предположительно, пища вся отравлена.

      И Сталин делает указание:

      – Исследуйте самым тщательным образом.

      Он обернулся и увидел Надежду.

      Ее глаза были полны ужаса.

      – Неужели ты думаешь?..

      Вопрос был не столько произнесен, сколько предположен.

      Да