Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин

пробормотал Борис Викторович.

      – А я понимаю, – ответил милиционер, раскрывая планшетку и урезонивая: – Пить надо меньше.

      – Но ведь только чай… – начал Астромов.

      Однако заметил, что стаканов на столе не было.

      – Ну что же, – сказал милиционер, – должен испортить вам новогодье.

      – Каким образом?

      – Оштрафую вас за ложный вызов.

      И Астромов безоговорочно полез за деньгами.

ПРОИСКИ «ЧЕТВЕРТОЙ ДЮЖИНЫ» 1926 года

      13 мая – в Германии произошел крах финансового и экономического рынка, прозванный «Черной пятницей».

      13 июля – скончался русский оригинальный коллекционер и писатель Александр Жиркевич.

      Глава третья. 1927

      1

      Он едва покинул нас,

      Этот смутный год,

      Что и в профиль и в анфас

      Был, увы, урод.

      Этот поэтический приговор ушедшему двадцать шестому году Сталин прочитал на заборе, за которым была строительная площадка.

      И сразу же захотел поспорить с автором «назаборной хроники» тоже почти стихами.

      – Не такой он был плохой, этот двадцать шестой.

      И особо утвердило в нем такое мнение его поездка в Тифлис.

      Конкретно на строительство Земо-Авчальской ГЭС.

      И все это происходило в режиме обыкновенности.

      Даже запись в книге почетных гостей не избавила от этого ощущения.

      Создавалось впечатление, что когда-то он это уже пережил и, незаметно оттиснув под копирку, теперь выдал за новье.

      И только когда очутился в лоне главных железнодорожных мастерских, среди равнодушного металла и горячих на спор людей, вдруг понял, что он – в своей стихии.

      И хотя его доклад был не из тех, где общее значение можно запросить перевести в частные детали, он все же сумел, увязав с текущим моментом нашей страны, рассказать о забастовке английских рабочих и о событиях в Польше.

      Особенно одобрительно было воспринято сообщение Сталина о том, как он обращался в Берлин и Париж с осуждением Гоновита английских тредюнионов отказавшихся принять денежную помощь от рабочих СССР бастующим горнякам.

      Поверг он в Тифлисе кое-кого и в удивление.

      Это было в государственном оперном театре.

      – Испортил я им весь спектакль, – кивнул Сталин на тех, кто постоянно пялился на него, – словно богочинного грузина сроду не видали.

      Это ироническое «богочинный» тут же разлетелось по рядам.

      И люди заулыбались.

      Он все такой же, их Сосо. А потом и – Коба. И сейчас… Нет, не Джугашвили. Сталин. Опера называлась «Тамар Цбиера». И была выдержана в строгих тонах грузинской музыки. Только кое-когда прерывалось что-то сугубо русское. Легкомысленное и даже шуточное.

      – Чайковскому подфартил? – спросил Сталин композитора М. Баланчивадзе.

      – А что, плохо получилось? – обеспокоенно вопросил он.

      – Наоборот, – ответил Сталин, – очень хорошо.

      Осматривал Сталин строительство ГЭС, беседовал с рабочими железнодорожных мастерских, слушал оперу, и душой был на Волге, в городе своего имени, где все было готово для начала строительства