Слово в российском телеэфире. Очерки новейшего словоупотребления. А. Д. Васильев

характерна опора на штампы – «в должное время», «при первой же возможности», «глубокая благодарность»… и т. д., когда-то, может, и бывшие свежими и живыми выражениями, но ныне ставшие лишь приемом, позволяющим не напрягать мысль» [29. С. 332]. В определенной степени Newspeak воплощает и более ранние представления об «идеальном языке», например, Г.В. Лейбница, в «Новых опытах о человеческом разуме» (1704 г.) рассуждавшего о «несовершенстве слов» из-за их многозначности и расплывчатости и неточности семантики, или Э. Кабе, в утопическом романе которого язык икарийцев «в высшей степени правильный и простой, все слова… имеют совершенно определенное значение» [14. С. 288].

      Вопрос о статусе советского «новояза» (примем это именование, в силу его распространенности, в качестве рабочего) остается дискуссионным. По мнению ряда западных исследователей, «советский я з ы к» – особый, присвоенный государством, тоталитарный я з ы к» [25. С. 131]. М.А. Кронгауз считает русский советский язык «языком ритуальным», но при этом «именно отдельным и самостоятельным языком, …хотя его грамматика и словарь пока еще не описаны» [25. С. 132]; ср.: «тоталитарный язык советской эпохи» [20. С. 3], «русский тоталитарный я з ы к» [20. С. 137], «тоталитарный я з ы к в русском варианте» [20. С. 138] и др. Однако далеко не все специалисты склонны квалифицировать рассматриваемое явление именно как я з ы к – в лингвистическом понимании этого термина. Например, Э.И. Хан-Пира полагает, что, «не имея своей фонетической и грамматической системы, это явление не может быть названо языком. Это лексико-семантическая система, социолект, классовый жаргон. В отличие от всех прочих социолектов он: 1) официальный и насаждавшийся, 2) проникший в официально-деловой и научный стили литературного языка…» [42. С. 16–17]; ср. словарную дефиницию: новояз – «официальный или полуофициальный стиль письменной или устной речи…», «языковой субстрат» [ТС-ХХ]. Е.А. Земская соглашается с предложенным М. Гловиньским (анализировавшим польскую языковую ситуацию) термином «квазиязык», который «верно отражает черты новояза, подчеркивая его «ненастоящность» («как бы» – к в а з и-) и претензии на универсальность (я з ы к)» [13. С. 24].

      Лингвистическая характеристика основных черт советского новояза наиболее сжато и емко может быть представлена как «высокая степень клишированности, эвфемистичности, нарушение основных постулатов общения, применяемое с целью лингвистического манипулирования, ритуализованное использование языка, десемантизация не только отдельных слов, но и больших отрезков дискурса.

      Клише «новояза», как правило, ориентированы либо на абстрактный, условный референт, либо на референт, отсутствующий в действительности» [13. С. 23]. Последний лингвокультурный феномен был достаточно подробно рассмотрен Б.Ю. Норманом; слова, в значении которых нет денотативного компонента, именуются «лексическими фантомами», и среди них наиболее опасными объявлены «идеологические фантомы», т. е. «случаи, когда отрыв слова от денотата обусловлен идеологической деятельностью человека, разработкой той или иной социальной утопии,