Слово в российском телеэфире. Очерки новейшего словоупотребления. А. Д. Васильев

сопротивление в условиях тоталитаризма многопланово… то одной из форм социокультурного непреднамеренного противостояния» выступает блатная песня [21]. Представляется логичным распространить понятие «языкового сопротивления» и на уголовное арго, основной функцией которого считают функцию мировоззренческую [4; 9]: отражение морали уголовного мира, соответствующей основным принципам «воров в законе», в том числе неприятию власти (берендеево царство — «коммунизм», зверинец — «стенд в исправительно-трудовом учреждении с портретами членов Политбюро ЦК КПСС» и т. п. [9. С. 40–41]; см. также некоторые образцы татуировок, символизирующих политические и духовные установки криминального сообщества [ЖС. С. 196–197]); ср. мнение писателя В. Войновича: «Сегодняшняя преступность – все-таки лучше, чем то, что было семьдесят лет» [ «Пресс-клуб». 20.6.94].

      Таким образом, казалось бы, можно согласиться с утверждениями вроде: «Мир социализма – это застывшие слова, управляющие людьми» [22. С. 93]. Однако небезынтересными представляются возможные ответы на некоторые вопросы; например, насколько лингвистические черты советского «новояза» были вообще новыми для русского языка, окончательно ли исчезли они с низвержением тоталитаризма и воцарением демократии, а также действительно ли попытки манипулировать общественным сознанием с помощью языка – исключительная особенность России и только ли русский язык может выступать в роли инструмента, предназначенного для таких операций.

      Объективный анализ событий, связанных с подготовкой и практическим воплощением реформы русской орфографии, показывает, что возлагать за это ответственность только на советскую власть – антиисторично (ср. поразительное по своему невежеству высказывание политического деятеля, получившего высшее историко-педагогическое образование: «Оставить в XX веке коммунизм… с его отменой [!] алфавита» [В. Рыжков. Третий лишний. Ren-TV – 7 канал. 28.7.99]). Мысль о необходимости упрощения правописания высказывалась уже в XVIII в.; Орфографическая комиссия для подготовки реформы была создана в 1862 г.; вопрос о реформе «единогласно решен был в утвердительном смысле» Орфографической комиссией в 1904 г. – под председательством Августейшего президента Императорской Академии наук великого князя Константина Константиновича (и тогда же были предложены основные пункты упрощения русского правописания), а практическое введение изменений началось почти за полгода до событий Октября в соответствии с циркулярами Министерства народного просвещения Временного правительства от 17 мая и 22 июня 1917 г. Как свидетельствуют многочисленные документы, советские декреты предписывали, в отличие от этих циркуляров, не постепенный, эволюционный, а немедленный, революционный переход к новому письму [11].

      Распространение явления аббревиации в русском языке специалисты относят к началу XX в. Многочисленны были названия синдикатов (Продуголь, Ростоп, Продаруд, Юротат, Продамет, Лензото и др.), а также сокращения устойчивых