Бульвар Ностальгия. Владимир Савич

Октябрь». Вместе с ним в мою жизнь вошла пышная и ярко одетая

      учительница музыки Калерия Францевна Музаславская.

      Мы учили гаммы и триоли. К шестому занятию Калерия Францевна стала

      утверждать, что из меня вырастет Святослав Рихтер. После этих слов отец

      перестал называть меня «лоботрясом», мать – посматривать на электрический

      шнур от утюга, а бабушка стала разговаривать со своими знакомыми так, как

      будто я уже выиграл фортепьянный конкурс им. П.И.Чайковского. Очень может

      статься, что так бы оно и было.

      Но в то самое время, когда мы уже принялись за сонатины Черни, на город

      рухнул Рок (этот самый Рок и виноват в том, что вы сейчас читаете мой рассказ, а не слушаете фортепьянный концерт в моем исполнении). На улицах

      появились хиппи. О, что это были за люди – синтез независимости и галантной

      нахальности! Джинсы, бусы, ленточки на голове. Время любви, цветов и,

      главное, громкой и независимой, как и её исполнители, музыки. При моей

      природной склонности к новизне и жизненному поиску нетрудно

      предположить, что мне захотелось походить на этих людей. Поддавшись этому

      зову, я тайком от родственников искромсал свои новые дачные техасы,

      присвоил мамины бусы и изрезал на головную повязку лучший папин галстук.

      – Я оставляю фортепьяно и посвящаю себя Хард-Року, – заявил я, стоя перед

      родителями в новом экзотическом наряде.

      Вот это был удар, скажу я вам. Увидев, что осталось от галстука, папа схватился

      за сердце и молча рухнул на стул. Мама стала походить на аквалангиста, у

      которого прекратилась подача кислорода. Бабушка же, как ни странно,

      выглядела невозмутимой.

      – Не надо кипятиться, – успокаивала она родителей. Ребенок ищет, в конце

      концов, в альтернативной музыке есть свой шарм. Ив Монтан, например.

      Гарик, ведь ты же любишь Ива Монтана? Папа молча кивнул головой.

      Через несколько дней у меня появилась электрогитара ленинградского

      производства и подержанный усилитель «Электрон». Пианино же оттащили в

      угол и накрыли шерстяным полосатым пледом. Изредка спотыкаясь о корпус

      «Красного Октября», отец недовольно бурчал: «Лоботряс». Но к тому времени

      я уже был «здоровым лбом», не боявшимся даже электрического шнура от

      утюга.

      Вскоре скучную жизнь пылящегося в комнатной тиши пианино «Красный

      Октябрь» нарушила ворвавшаяся в нашу квартиру компания моих новых

      друзей.

      Пока хлебосольный хозяин возился на кухне, смылившая в салоне московский

      «Дукат» компания подвергла жестокой экзекуции бедный «Красный Октябрь».

      Ужасающая картина открылась мне, когда я вошел в комнату. Содранный с

      инструмента зеленый полосатый плед шотландского производства тяжелым

      комком валялся в пыльном углу. Бесстыдно задранные пианинные крышки

      стыдливо смотрели на враждебный им мир, и на одной