Бульвар Ностальгия. Владимир Савич

заваленный костями двор силикатного комбината. К нему примешивался

      хвойный канифольный дух.

      – Сын, я был не прав, – сказал мне вечером отец.

      – А с этим мне что делать? – я указал на гитарные ошметки.

      – Я починю, слово коммуниста, починю! – твердо заявил отец. – Я уже, между

      прочим, столярный клей заварил и канифоли достал. Склеим! У нас руки не с

      того места, что ли, растут! Спаяем!

      В доме закипела работа. Возвращаясь с работы, отец быстро ужинал и говорил:

      – Пошли делать нашу гитару.

      Месяц мы кропотливо выпиливали, выстругивали, долбили и паяли.

      Пропахли стружкой, канифолью и столярным клеем. В наш с отцом лексикон

      вошли слова: долото, рашпиль, колок, порожек, мензура и струнодержатель.

      Консультантом выступал скрипичных дел мастер Смычков! Отец пошел даже

      на служебное преступление, изъяв из вещественных доказательств,

      хранившихся в его рабочем сейфе, звукосниматель от болгарской гитары

      «Орфей». От этого звук нашего изделия получился мягкий, плавный, гладкий

      примиряющий звук, совсем не роковый, но, добавляя фуза и пропуская гитару

      сквозь ревербератор, я добивался нужного звучания. Остатки фанерного шпона,

      шедшего на гитарный корпус, мы пустили на кухонный табурет.

      – Табурет мира! – объявил отец.

      Единожды взошедший на скользкую тропу русского рока (самобытного,

      как собственно все русское) рискует сломать на ней свои конечности. Но таков

      уж наш русский путь: скользкий и опасный. Возможно, на этой тропе у него

      пробился родительский ген. Все может быть, потому что отец пошел на новое

      преступление и затребовал якобы для расследования, из обхэсовских

      загашников все наличные записи «Диперполцев». Таким образом, был

      восстановлен и даже расширен мой музыкальный архив. Вскоре настала

      очередь изготовления усилителя и звуковой колонки, ну и соответственно,

      нового служебного преступленья. Отец притащил из ведомственных подвалов

      лампы, транзисторы и 50-ваттный динамик. Добром этим, как утверждал отец, был забит весь ведомственный склад!

      Через год отец мог запросто отличить «Битлов» от «Роллингов». Гитару

      Р.Блэкмора от гитары Д. Пейджа. Через два ездил со мной в качестве оператора

      на многочисленные халтуры, а еще через год явился на партийное собрание в

      джинсах и заявил, что рок есть прогрессивное течение и потребовал

      реформации социалистической законности!

      После такого заявления отец был срочно переведен из органов во

      вневедомственную охрану. Будучи начальником охраны мясокомбината, отец по

      следовательской привычке разоблачил группу злостных расхитителей колбас и

      был вынужден выйти по выслуге лет на пенсию. Последние два года своей

      жизни он не работал, хранил у себя мой халтурный аппарат, и, сидя на

      «табурете мира», с надеждой глядел в окно в ожидании моего возвращения.

      Завидев