Бульвар Ностальгия. Владимир Савич

по математике тоже. Мальчик за деньги поет в подворотне, – ответила

      бабушка.

      – Мама, как же вы допустили?

      – Что мама, что мама, – защищалась бабушка. – В конце концов, вы же -

      родители. Взяли бы, да и поговорили с сыном, да направили его способности в

      нужное русло.

      – А что, и поговорим! – закричал папа.

      – А что, и направим! – поддержала его мама.

      Весь это разговор долетает за перегородку, отделяющую «салон» от маленькой

      комнатки, где за письменным столом сижу я, вислоухий мальчуган, и

      старательно насвистываю новомодный мотив песни «Королева красоты».

      Вечером «Королева» сулит мне сигарету «Памир».

      – Иди сюда, лоботряс! – кричит мне из-за перегородки отец.

      – Гарик, поласковей, поласковей, это же твой сын, – просит бабушка.

      Я прекращаю свистеть и с ангельским смирением вхожу в «салон».

      – Слушай, лоботряс, – обращается ко мне папа. – Скажи, это правда, что ты

      поешь в подворотнях за деньги?

      Я провожу рукой по вспотевшему лбу. Лоб у меня крепкий, высокий и совсем

      не трясется. «Отчего же тогда отец упорно называет меня лоботрясом?», -

      думаю я, и, переминаясь с ноги ногу, отвечаю: «Ну, если это можно назвать

      деньгами, то да, хотя…».

      – Ну, вот и прекрасно, – не дает мне развить мысль отец, – за заработанные в

      подворотнях деньги ты с завтрашнего дня начинаешь развивать свои

      способности.

      – Какие способности? – спрашиваю я, надеясь, что мне купят велосипед и

      отдадут в секцию велоспорта. А может быть, лук? Ведь лук – это так

      романтично, от него веет историями Шервудского леса.

      – Музыкальные, – прерывает мои мечты отец.

      – А что это значит? – удивленно спрашиваю я.

      – Это значит, – говорит бабушка, – что мы купим тебе музыкальный инструмент,

      рояль, например, и ты будешь на нем учиться играть.

      – Зачем мне музыкальный инструмент, тем более рояль? У нас его и поставить-

      то негде, – отвечаю я.

      – Это не твое дело, где мы его поставим. Ты лучше скажи, когда ты станешь

      человеком, а не лоботрясом? – спрашивает отец.

      Я провожу рукой по вспотевшему лбу и продолжаю мямлить:

      – Я бы хотел развивать свои способности в секции стрельбы из лука или самбо.

      – Выбрось это из своей головы. Пока я жива, никаких самбов и луков в доме не

      будет, – заявляет мама, косясь при этом на электрический провод от утюга.

      Но в это время огромные настенные часы начинают клокотать, как

      проснувшийся вулкан, и громко бьют семь раз… Меня уже ждут слушатели…

3

      Из пестрых лоскутков прошлого воскресают первые музыкальные

      инструменты, предложенные мне в освоение: отечественный баян «Тула» и

      германский трофейный аккордеон «Хофнер». Но «Хофнер» и «Тула» были

      отвергнуты мною с порога – во-первых, из-за громоздкости, во-вторых, из-за

      массовой распространенности.

      – Нет, –