Бульвар Ностальгия. Владимир Савич

не

      совсем трезвых личностей не было решительно ничего: ни кистей, ни венков,

      ни лент, ни даже гробов.

      – Надо позвонить в органы, – посоветовал я матери.

      – О чем ты говоришь! – воскликнула она. – Ведь его, по существу, уволили

      оттуда.

      – Но, заметь, с ветеранским пайком, – привел я весомый аргумент.

      – Ты думаешь, может что-то получиться?

      – Уверен! Тех, кого вчера увольняли, сегодня числят героями!

      Я оказался прав! Органы выделили на изготовления гроба: доски, красный

      обшивочный материал и даже ярко-малиновые кисти. Вновь в мой лексикон

      вошли слова: долото, ножовка, рашпиль и стамеска…

      Все, что осталось у меня от отца – несколько его черно-белых снимков, да

      обшитый шпоном табурет. Однажды встретившиеся на хитро сплетенных

      дорогах человеческих судеб, свидимся ли мы вновь? Глядя на «табуретку

      мира», уверен, что встретимся.

      Встреча

1

      Чем дальше я удаляюсь от дней упорхнувшего детства, тем чаще снится

      мне мой старый окруженный стеной покосившихся сараев двор – место, где

      прошли лучшие дни жизни. Чем отдаленнее от меня улица, где я когда-то жил,

      тем явственней видится мне в ночных эмигрантских сновидениях

      скособочившаяся фанерная будочка киоска «Союзпечать» на её углу, из которой

      с завидной регулярностью в дни родительской получки приходили ко мне

      книжки на лощеной бумаге.

      Крутится дочь у навороченного «лазера» и ломается под новомодные

      хиты, а я смотрю на нее и вспоминаю, как стоял, раскрыв рот, дрыгаясь под

      звуки «босанов» и «шейков», что неслись из окон канувшего в лету ресторана

      «Плакучая ива».

      Но странное дело: чем отчетливее вижу я старость, угрюмо глядящую на меня

      из мути зеркальных глубин, тем трудней мне разобраться, где заканчивается

      реальность детских воспоминаний и начинается придуманная мной же история

      о событиях минувших дней. Может вовсе и не существовал тот двор, который,

      исчезнув с лица земли, по-прежнему хранит мои следы? Может я никогда и не

      стоял у того ресторана и не слушал музыку давно уже не существующего

      оркестра?

      Как безумно далеки те годы! Только сны, пожелтевшая фотография лопоухого

      мальчугана в коротких штанишках, да стопка виниловых пластинок и связка

      выгоревших тетрадных листков – вот, пожалуй, и все, что осталось от детства.

      Но разве может размытый временем лист, или чудом сохраненная обложка

      школьного дневника служить веским аргументом в пользу реальности

      минувшего, если такая могущественная штука, как память, сомневается в его

      достоверности?

2

      Мои музыкальные способности проявились рано и своеобразно. Так,

      например, разорвав очередную футболку, я, вместо того, чтобы изображать

      горе, нес её домой, горланя приятным дискантом модную в те времена песню

      (безбожно