Портреты. Михаил Иосифович Черкасский

автомобильно-семейные приключения, мы вынуждены отнестись к ним сугубо философски: повезло, потому что могло быть хуже; не повезло, потому что могло быть лучше. Но, пожалуй, верней всех сказал Томас Хадсон – самый авторитетный биограф Хемингуэя: «Успех сопутствовал ему во всем, кроме семейной жизни». Но так как из трех миллиардов то же самое может сказать по крайней мере одна треть, мы вынуждены отнести и эту сторону биографии Хемингуэя к явлениям прозаическим.

      Во всяком случае, судьба компенсировала ему все это необычайной удачливостью: любимой работой, приносившей поистине матадоровы деньги и славу, ранним признанием, почетом, просто охотой и охотой (и возможностями) к перемене мест. Нет, не так бродят дантовы тени. Сличите портреты Хемингуэя и Маяковского, и вы увидите, что значит страдание, мрачный пламень его. Сопоставьте их письма и почувствуете разницу между сахаринным сиропом и нежной горечью великой, неразделенной любви. А внешне… внешне не было супермужества, легендарности, аффектированного мужчинства, и в усталую минуту и тоже в Атлантике, на палубе парохода, о своей жизни говорилось так: «Я родился, рос, кормили соскою. Не заметил, как стал староват. Так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова».

      И разве не было Рембрандта, Бетховена, Гоголя, Ван-Гога, Чайковского, Микельанджело, разве не было миллионов безвестно загубленных жизней, чтобы так сусально, не к месту сорить этим горестным словом? «Вкушая вкусих мало меда, и се аз умираю». Мало!..

      Что такое трагедия, Хемингуэй впервые вкусил лишь тогда, когда тяжело заболел. В 1960 году. Еще за год до того, в Испании, Мэри торжественно отмечала его шестидесятилетие. «Она заказала шампанское из Парижа… – смакует Грибанов, – китайские блюда из Лондона, наняла тир для стрельбы у кочующей ярмарки, пригласила специалистов по фейерверкам из Валенсии, танцоров, исполняющих фламенго, из Малаги, музыкантов из Торреполиноса. Гостей на праздник съехалось множество, среди них был индийский магараджа с женой, из Бонна прилетел американский посол Дэвид Брюс…»

      Так вот, на этом празднике, который длился целые сутки, и где Хемингуэй пил шампанское, танцевал и провозглашал шутливые тосты в честь гостей и даже «отстреливал пепел с сигареты, которую держал в зубах Антонио» (это было очень трагично, потому что дуло ружья было на целый метр от длинной породистой сигареты, когда сукин сын фабрикант не пожалел для нее пахучего табака, и фильтр у нее такой длинный, что ты понимаешь, что бумаги он тоже не пожалел, и Антонио улыбается, как должен всегда улыбаться в минуты смертельной опасности великий тореро, и еще потому, что он пьян, и фотографы тоже нацелились из десятка газет); так вот, на этом празднике, когда от фейерверка загорелась королевская пальма и пришлось вызвать пожарную команду из Малаги, и когда пожарники сделали свое дело, их тоже как следует напоили, и виновник торжества надел на себя каску, а матадор Антонио принялся ездить