Одиссея. Гомер

вопреки вышел целым из гибельной бездны.

      [505] Дерзкое слово его Посейдоном услышано было.

      Вспыхнув во гневе, схватил он ужасноогромный трезубец

      И по Гирейской скале им ударил! Скала раскололась.

      Больший остаток скалы устоял, а другой – рухнул в море,

      Тот на котором Аякс находился, прогневавший бога.

      [510] Вслед за собою скала увлекла его в бурное море.

      Так он, несчастный, погиб, захлебнувшись солёной водою.

      Брат твой судьбы избежал поначалу и целым вернулся

      В чёрных своих кораблях, сохранённый владычицей Герой.

      Все же, когда он подплыл к неприступным утесам Малеи,

      [515] Бурей внезапною был с кораблями своими подхвачен;

      Морем его понесло многорыбным, вопящего жалко,

      К крайним пределам земли, где Фиест прежде жил в своём доме,

      После ж, – Эгист Фиестид, сын его, обитал там и правил.

      Вскоре, однако, опять успокоилось шумное море;

      [520] Ветер попутный ему дали боги, и прибыл домой он.

      Царь Агамемнон, ступив на родной берег, был очень счастлив;

      Землю он стал целовать, обнимая отчизну родную;

      Родину видя свою, не сдержал он горючие слёзы.

      Только замечен он был с дальней вышки дозорным Эгиста.

      [525] Стражнику тот обещал золотых два таланта, коварный.

      И вот уж год наблюдал стражник с вышки дозорной за морем,

      Чтобы Атрид не застал их врасплох, появившись внезапно.

      Быстро дозорный бежал, доложить эту весть роковую.

      Тотчас коварный Эгист подлый план свой задумал исполнить.

      [530] Выбрал он двадцать мужей из народа отважных в засаду,

      Скрыл их, а в доме велел к пиру славному всё приготовить.

      Сам же отправился звать Агамемнона, пастыря войска,

      На колесницах летя, замышляя недоброе в сердце.

      Встретил его, в дом привёл, подозрению чуждого, после

      [535] Подло зарезал его на пиру, как быка возле яслей.

      Те, кто с Атридом пришёл, пали все на пиру этом горьком.

      Те, кто с Эгистом пришёл, тоже пали. Эгист лишь остался».

      Так он сказал, и во мне сердце стало стонать и терзаться.

      Горько я плакал, упав на песок. Больше жить не хотел я.

      [540] Даже и солнечный свет видеть сердце моё не хотело.

      Долго рыдал я тогда, безутешный. Когда же поднялся,

      Старец правдивый морской так сказал мне ещё напоследок:

      "Нет, сын Атрида, себя сокрушать ты так сильно не должен.

      Плач свой оставь: ничему твои слёзы уже не помогут.

      [545] Лучше подумай о том, как скорее вернуться в отчизну.

      Или застанешь живым ты предателя, или Орестом

      Он уже будет убит; но поспеешь к его погребенью".

      Так он сказал. И мой дух ободрился, а храброе сердце

      Радостью полнилось вновь, хоть и скорбью страдало великой.

      [550] Голос возвысив, ему я послал окрылённое слово:

      "Знаю теперь о двоих. Объяви же, кто третий, который,

      Морем широким объят, но живой, хоть томится в неволе?

      Или уж нет и его? Как ни горько, но слушать готов я".

      Так у него я