Одиссея. Гомер

справедливо, жена, говоришь. Я и сам это вижу.

      Схожи и ноги его, схожи руки и стан, и фигура;

      [150] Те же глаза, тот же взгляд; те же кудри он носит густые

      На голове. А когда я сейчас помянул Одиссея

      При разговоре о том, сколько тот за меня бед изведал, –

      Из-под ресниц у него покатились внезапные слёзы,

      Но под пурпурный свой плащ он их спрятал, лицо закрывая».

      [155] Тут Несторид Писистрат благородный сказал Менелаю:

      «Богорождённый Атрид Менелай, повелитель народов!

      Истинно, спутник мой сын Одиссея, как сам говоришь ты.

      Но рассудителен он, и решил, что ему неприлично

      Сразу себя выставлять так нескромно при встрече с тобою,

      [160] Так как ты сразу пленил нас божественной речью своею.

      Ну а меня мой отец, старец Нестор, наездник геренский,

      В спутники с ним отослал, чтобы мог он с тобой повидаться,

      Чтоб посоветовал ты: как ему поступить и что делать.

      В доме родительском сын много горя находит и бедствий,

      [165] Если отец далеко, нет друзей, нет заступника в доме.

      Так Телемаху теперь нелегко: нет отца, и в народе

      Больше уж нет никого, кто его от беды защитил бы».

      Это услышав, в ответ Менелай русокудрый воскликнул:

      «Боги! Неужто в гостях у меня сын мне милого друга!

      [170] Друга, так много невзгод за меня перенесшего тяжких.

      Друга, с которым дружить я хотел больше, чем с остальными

      При возвращеньи домой, и надеялся встретить, лишь дал бы

      В бурных не сгинуть волнах и вернуться нам Зевс громовержец.

      В Аргосе дал бы ему город я, дом ему бы построил;

      [175] Взял бы его самого из Итаки с богатствами, с сыном,

      С целым народом. Для них я очистил бы, выселил город

      Где-нибудь рядом с моим, и который под властью моею.

      Часто встречаться тогда мы могли бы; дружили бы крепко,

      Дружбой своей веселясь. И не раньше б мы с ним разлучились,

      [180] Чем одного бы из нас скрыло чёрное облако смерти.

      Счастью, что сбыться могло, знать, сам бог позавидовал даже,

      Если несчастному он запретил ему в дом свой вернуться».

      Так он сказал. И у всех вызвал этим нежданные слёзы.

      Плакала Зевсова дочь, Менелая супруга, Елена;

      [185] Плакал и сам Менелай, и возлюбленный сын Одиссея.

      Также и Нестора сын Писистрат не сдержал слёз внезапных:

      Вспомнил о брате своём Антилохе, что был безупречным,

      Но был под Троей убит славным сыном Зари лучезарной.

      Вспомнив о брате, к царю обратился он с речью крылатой:

      [190] «О, царь Атрид Менелай, ты разумнее всех земнородных!

      Так говорил много раз и отец престарелый мой, Нестор,

      Дома, когда о тебе вспоминали в семейных беседах.

      Ныне ж послушай и ты, многоумный, меня: не люблю я

      Слёзы за ужином лить. Скоро вспыхнет румяная Эос,

      [195] Рано родясь поутру. Будет время скорбить; я не против

      Плача о близких, друзьях, что настигнуты смертью холодной.

      Нам, земнородным, одна после смерти надёжная