Ритуал последней брачной ночи. Виктория Платова

делать с женщиной, так живо напомнившей ему kadunud naisuke[12] Должно быть, у Стаса завелись неплохие информаторы, и все было неслучайным: ряд и место в филармонии, мускат «Миральва», нелепое платье и такая же нелепая стрижка.

      И перстень.

      Интересно, как к Стасу попал перстень? И зачем ему виолончелист, даже с мировым именем?

      Я тряхнула головой и заставила себя не думать об этом: в конце-концов, это его, дремовские, дела. В каждой избушке свои погремушки.

      Пока я в нерешительности терзала приоткрытую дверцу, Олев Киви успел достать фляжку с каким-то (очевидно, достаточно крепким) спиртным и влить в себя ее содержимое. Это придало ему дополнительные силы, и он снова принялся увещевать меня.

      – Вы должны поехать со мной.

      – Должна?

      – Ну, я прошу вас… Palun!..[13]

      Олев Киви снова посмотрел на меня – и заплакал. Вполне интернациональными слезами.

      – Хорошо, – наконец-то, сдалась я.

      Радуйся, подлец Стасевич. Все движется именно в том русле, которое ты предварительно проложил.

      Машина сорвалась с места, и я закрыла глаза: будь, что будет, не убьет же он меня в самом деле. А все остальное, включая некоторые – исправленные и дополненные – разделы из «Практического пособия по сексу», я уже проходила.

* * *

      …Маэстро Олева Киви, дипломанта, лауреата и почетного члена расплодившихся по всему миру Академий, принимали в Питере по высшему разряду. Я поняла это сразу, как только наш таксомотор оказался под сенью Крестовского с его чрезмерно пышной зеленью, чрезмерно пышными особнячками слуг народа и совершенно чрезмерным обилием видеокамер слежения.

      Я была слишком невразумительной шлюхой, чтобы посещать подобные места, а другой шанс мне вряд ли представится. Так что, выше голову, Варвара Сулейменова, во всем можно найти положительные стороны.

      За то время, что мы добирались до непритязательного караван-сарая для VIP-персон, Олев Киви успел четыре раза поговорить по мобильнику: на приличном английском, ломаном французском и совсем уж непотребном итальянском (экспрессивные предлоги и ожесточенная южная скороговорка противопоказаны северной тягучей артикуляции. В свое время мне популярно объяснил это профессор-филолог из Праги, полиглот и большой любитель орального секса)… Последний звонок, в отличие от предыдущих, был сделан самим Киви. Разговор шел на эстонском, – на том самом эстонском, жалкие осколки которого я тщетно пыталась забыть. Виолончелист договаривался о свидании – возможно, романтическом: Осло, «Королева Реджина», номер 217. Потом последовало препирательство относительно даты, и Киви и его собеседница сошлись на седьмом июля.

      Седьмое июля. Седьмое, а сегодня четвертое. Через два дня он будет в Осло, сукин сын, кавалер безвизовых перемещений. А я останусь здесь – с занудой-Стасом и прибавкой к жалованью, если повезет.

      Черт знает почему, но я почувствовала себя уязвленной: верх неприличия лапать глазами одну женщину и при этом ворковать с другой. Напрочь выбросив из головы дремовские инструкции, я закинула ногу за ногу, потянулась к фляжке, лежащей

12

Kadunud naisuke (эст.) – покойную женку.

13

Palun (эст.) – пожалуйста.