Ритуал последней брачной ночи. Виктория Платова

трансвестит, сразу же определила я: наверняка, тратит половину зарплаты на нижнее дамское белье и ходит в нем по дому, время от времени впадая в изнурительный онанизм.

      Бой подхватил бутылку с шампанским и вопросительно посмотрел на Олева.

      – Не сейчас, – осадил его эстонец. – Потом. Я сам открою.

      Бой разочарованно вздохнул и переступил с ноги на ногу в ожидании чаевых. Но Киви не спешил обрадовать его побочным заработком: вот она, знаменитая эстонская бережливость, вступающая в противоречие с законами гостиничного жанра.

      – Вы свободны.

      Еще раз вздохнув, бой попятился к двери. Мы снова остались одни.

      – Вы хотели рассказать… – снова приступила к допросу я.

      – Чем вы занимаетесь, Варя?

      Хороший вопрос.

      Я назвала бы свой собственный род деятельности несколько м-м… однобоким, но те возможности, которые он предоставлял!.. Измочаленные постоянной борьбой с конкурентами бизнесмены (основной контингент таллиннского периода) не всегда были хорошими любовниками, но всегда любили поговорить. Так что я имела довольно сносное представление о:

      а) цветных металлах;

      б) операциях на фондовых биржах;

      в) циклах алюминиевого производства;

      г) утилизации ядерных отходов.

      Но вся эта крупнокалиберная мутотень плохо вязалась с виолончелистом Олевом Киви. Другое дело – моя нынешняя работа у Стаса: я поднаторела на плохо выбритом рок-н-ролле и его таких же плохо выбритых, полузабытых исполнителях. И слово «промоутер» уже не вызывало у меня судорог.

      – Так чем вы занимаетесь?

      – Я работаю в шоу-бизнесе… В продюсерской компании, – я едва не прокололась и не назвала фирму Стаса, но тут же прикусила язык.

      – Очень интересно…

      Ничего интересного в этом нет, уж поверь мне. Особенно если учесть что импортные старички уже давно вышли в тираж как сексуальные партнеры и к тому же редко чистят зубы по утрам.

      Олев, полностью проигнорировав принесенное шампанское, приложился к своей долгоиграющей фляжке. И снова воззрился на меня.

      – Значит, вы устраиваете гастроли?

      – Да. Поп– и рок-команды… Не могу сказать, чтобы это меня слишком уж вдохновляло…

      – А классика? – Киви самодовольно раздул щеки.

      – Классика – это отдушина. Единственная, – вдохновенно соврала я. Ответа не последовало, и разговор на профессиональные темы увял сам собой.

      Виолончелист встал, побрел к окну (якобы задвинуть шторы. Или раздвинуть их пошире – Бог его знает). И оказался в опасной близости от меня. И, спустя несколько мгновений, я почувствовала его легкие пальцы, коснувшиеся моих волос.

      Начинается.

      Но Олев Киви не вышел за рамки приличий: он терся у моих волос, как старый алкаш отирается у пивного ларька, – в надежде, что ему перепадет пустая бутылка. Именно так. Надежда – вот что он хотел получить любой ценой. А мои измочаленные в угоду Алле Кодриной волосы эту надежду давали. Я прикрыла глаза и приготовилась к дальнейшему развитию событий.

      – Armastatud