Ритуал последней брачной ночи. Виктория Платова

секьюрити. И клясться государственным флагом Эстонии, что я воровка и стянула перстенек у его жены, прибегнув к эксгумации трупа. Нетрудно предположить, что за этим последует…

      – Отпустите… Если вы не прекратите, я позову метрдотеля, – отчаянно труся, прошипела я. И, помолчав, добавила. – Сумасшедший…

      Слава Богу, моя последняя реплика подействовала на него отрезвляюще. Эстонец обмяк, отстранился и закрыл лицо руками.

      Бедняжка.

      – Vabastama… Простите… Простите меня, ради Бога… Не знаю, что на меня нашло… Простите…

      Он извинялся бы так до второго пришествия, хлюпая носом и перескакивая с языка на язык, – и я решила осадить его.

      – Все в порядке, Олев… – я впервые назвала его по имени.

      – Вы знаете, как меня зовут? – он поднял голову и посмотрел на меня со жгучим недоверчивым интересом.

      Фильтруй базар, старуха. Так и завалиться недолго.

      – Ну, конечно. Виолончель – мой любимый инструмент. Я не пропускаю ни одного концерта, – Господи, прости мне эту ложь!..

      За угловым столиком, где расположилась команда Киви, уже началось брожение: виолончельные клевреты отчаянно семафорили своему патрону, призывно стучали вилками, фужерами и кольцами для салфеток – и даже уронили стул. А, спустя минуту, выделили парламентера для переговоров с отбившейся от рук знаменитостью. Парламентер – плюгавый мужичонка с покатыми плечиками (латентный педик, не иначе) приблизился к нам и что-то почтительно залопотал по-эстонски. Общий пафос речи сводился к следующему: «Олев, твою мать, мы все тебя ждем, твою мать, в конце-концов, это просто неприлично, твою мать, заставлять ждать такое количество людей, твою мать, и сидеть за одним столом с этой русской шлюхой, твою мать».

      Я послала белобрысому молевидному педику благодарный взгляд: история с обольщением Олева Киви нравилась мне все меньше и меньше, даже обещанная Стасом прибавка к жалованью не делала ее привлекательной. В конце-концов, мне вполне хватает моих комиссионных, а на крайний случай, всегда можно устроиться кондуктором в трамвайный парк. Все лучше, чем дергать за конечности скелетов в шкафу истеричного эстонца и разгребать за ним окаменевшее дерьмо. Тем более, что в нашей семье уже есть один специалист по дерьму.

      Если сейчас виолончелист встанет и уйдет, я буду считать это лучшим порно-эскортом в своей жизни.

      Так что извини, Стасевич.

      Но чертов Киви не встал и не ушел. Напротив, он вылил на педрилу-переговорщика целый поток бесполых эстонских ругательств и подкрепил их смачным русским матерком. Я даже мысленно зааплодировала такой экстравагантности: чухна-чухна, хоть чему-то вы научились у Большого Брата!..

      Педик ретировался, оставив после себя надменный запах селедки в молочном соусе; он сдался. Но я, в отличие от него, сдаваться не собиралась.

      – Кажется, ваши друзья недовольны…

      – Не обращайте внимания… Варя, – он выговорил мое имя осторожно и ласково, привыкая к новому для него сочетанию букв.

      – Мне тоже пора.

      – Вы уходите? – голос его задрожал,