Одиссея. Гомер

страны, где Фиест обитал в своем доме

      В прежнее время; теперь же Эгист Фиестид обитал там.

      Но появился счастливый возврат для него и оттуда.

      Ветер боги назад повернули, и прибыл домой он.

      Вышел в восторге на землю родную Атрид Агамемнон,

      К родине крепко припал, целовал ее. Жаркие слезы,

      С радостью землю увидев, из глаз проливал он обильно.

      С вышки, однако, тотчас его сторож заметил. Поставлен

      Был он Эгистом коварным, который ему два таланта

      Золотом дать обещал; сторожил он уж год, чтоб внезапно

      Не появился Атрид и о буйной не вспомнил бы силе.

      Быстро направился в дом к пастуху он народов с известьем.

      Тотчас коварнейший план задумал Эгист. Средь народа

      Выбрал надежнейших двадцать мужей, посадил их в засаду,

      В доме с другой стороны обед приказал приготовить,

      Сам же отправился звать Агамемнона, пастыря войска,

      На колесницах с конями, замыслив недоброе дело.

      Встретил его, подозрению чуждого, ввел его в дом свой

      И, угостивши, зарезал, как режут быка возле яслей.

      Ни одного из прибывших с Атридом в живых не осталось,

      Но и Эгистовых также: все в мужеском зале погибли. –

      Так он сказал. И разбилось тогда мое милое сердце.

      Плакал я, сидя в песках. И совсем моему не хотелось

      Сердцу ни жить, ни глядеть на сияние яркое солнца.

      После того как уж всласть я наплакался, всласть навалялся,

      Старец правдивый морской такое промолвил мне слово:

      – Сын Атреев, не надо так долго и так неутешно

      Плакать. Ведь плачем своим ничего мы не сможем достигнуть.

      Лучше подумай о том, как скорее в отчизну вернуться.

      Или еще ты застанешь Эгиста живым, иль Орестом

      Он уже будет убит, и ты к погребеныо поспеешь. –

      Так он ответил. И радость огромная вдруг охватила,

      Как ни жестоко скорбел я, и дух мой отважный и сердце.

      Громко я старцу морскому слова окрыленные молвил:

      – Знаю теперь о двоих. Назови же мне третьего мужа,

      Кто, еще будучи жив, задержан на море широком.

      Или уж нет и его? Как ни горько, но слушать готов я. –

      Так говорил я. И мне отвечая, тотчас же сказал он:

      – Третий средь этих мужей – Лаэртов сын из Итаки.

      Льющим обильные слезы его я на острове видел:

      Там его нимфа Калипсо насильно в дому своем держит,

      И воротиться никак он не может в родимую землю.

      Нет ни товарищей там у него, ни судов многовеслых,

      Чтоб он отправиться мог по хребту широчайшему моря.

      Но для тебя, Менелай, приготовили боги иное:

      В конепитательном Аргосе ты не подвергнешься смерти.

      Будешь ты послан богами в поля Елисейские, к самым

      Крайним пределам земли, где живет Радамант русокудрый.

      В этих местах человека легчайшая жизнь ожидает.

      Нет ни дождя там, ни снега, ни бурь не бывает жестоких.

      Вечно там Океан бодрящим дыханьем Зефира

      Веет с дующим свистом, чтоб людям прохладу