Поле битвы. Владимир Геннадиевич Мишин

приказы несущих, где, в каких тайниках закладки с отчётами оставлять, какие метки и в каких местах ставить в экстренных случаях, потом удочку свернул и в Москву засобирался.

      Черепан разозлился, лексику ненормативную вспомнил, «кузена» силою рядом усадил и ребром вопрос наиважнейший поставил. Не перед «шестёркой», конечно, и даже не перед резидентом цэрэушным из посольства американского – какой с них спрос? – а перед боссами из Лэнгли: дайте, дайте варианты ухода «из этой страны» на Запад! (Перестала Родина быть «его страной» – стала местом, где сребреники изменой зарабатывают.) Понимал Черепан, что ЦРУ попавший «под колпак» КГБ агент не нужен – как и любой другой выработавший свой ресурс расходный материал. Но о спасении близких к провалу агентов в Лэнгли думали – ради других, перспективных, вербуемых, Родине ещё не изменивших, чтобы те знали – о сохранности их шкур в ЦРУ, «если что», позаботятся. Только для этого и спасали в Лэнгли попавших «под колпак КГБ» предателей, выводили из СССР. Ну и ещё чтобы демонстрировали беглецы на постфактумных пресс-конференциях на «Западе свободном» образы «мужественных борцов с тоталитаризмом».

      «Хотя какое мужество, какая борьба за демократию! Мне, как и остальным „борцам“, жизнь моя, единственная, неповторимая и обеспеченная, дорога! Она, и только она, любимая! Не спасало бы ЦРУ нас от КГБ, от трибуналов военных и пуль расстрельных, хрен бы мы на Контору заокеанскую горбатились!» – зло думал полковник ГРУ Черепан, и когда бумагу вербовочную подписывал, и когда в мае 1963-го бичом прозябал в пионерлагере подмосковном.

      А всё жена! Не была бы дурой, стервой и мусором генетическим, разве угодил бы Черепан в «беленькую мышеловку на берегу Чёрного моря», в которой восхитительная, головокружительная приманка ЦРУ горячо и восторженно читала ему чеховскую «Даму с собачкой», а потом шептала меж ласками любовными пылко, страстно: «Ведь это про нас с тобой, Боренька!». Антон Палыча «приманка» тогда ловко, тузом козырным ввернула – у Черепана в груди от соотнесённости судьбы своей со строками классика так горячо стало, так приятно, словно в жилах полковника – под жгучим взглядом «несчастной в замужестве» – воспламенился «Наполеон» из закрытого распределителя ГРУ!

      «И сгорел мотылёк…»

      Глава 5. Поцелуй Иуды

      Провёл Черепан в зоне дороховской почти месяц. Время даром беглец не терял: мышцы накачал, жирок согнал, мозоли натёр, образ маскирующий аскезой да ужимками лицедейскими сваял. В начале июня в корпусах пионерских ребятня появилась, вожатые с провожатыми, и пришлось Черепану днём таиться в сторожке Петровича, покидая – для прогулок и забав с гирями – «подполье» лишь ночью. Петрович представил Черепана начальству лагерному «как надо» – «заглянувшим на пару дней» другом фронтовым. Для совков-патриотов лучше рекомендации не придумаешь, но бережёного не только Бог бережёт, но и конспирация.

      К исходу