Поле битвы. Владимир Геннадиевич Мишин

виновато зашамкал Петрович.

      «Это хорошо, что не было звонка в милицию», – подумал Черепан, положил руку цепкую на плечо Петровича, вспомнил, как вчера на прощальном ужине, обнявшись, словно братья родные, выводили они в сторожке пионерлагерной: «Бьётся в тесной печурке огонь…», ужаснулся предстоящему, словами пророческими намедни пропетому: «А до смерти четыре шага…», мгновение роковое, черту страшную отдалил мыслями профессиональными, но пустыми, лишними – потому что всё уже решено: «Петрович урками избит – врачи, милиция, показания – это неизбежно. День-два – в лесу найдут трупы. Допросят Петровича, сопоставят, вывод несложный сделают. Спросят о главном – и назовёт Петрович операм поезд, вагон, дату – билет сам покупал, вспомнит. И возьмут меня чекисты – или уголовка, значения не имеет – в поезде или в Баку на платформе. Извини, друг, извини, Петрович, при таком раскладе нет у меня выбора, нет!»

      – Спасибо, Петрович! Спасибо, браток, спас ты меня, воистину спас! – захватив в ладони седую головёнку Петровича, зашептал Черепан, увлекая «брата-фронтовика» в лес. Губами ледяными коснулся лба горячего – Петрович на поцелуй тот иудин улыбнулся тепло, благодарно, смущённо бормотнул:

      – Ну что ты, Васильич, ну какой из меня спаситель!

      Вдохнул Черепан глубоко, жадно и, стараясь не смотреть жертве в глаза («Добрые, доверчивые – ох, и гад же ты, Борька, ох и гад!»), со знанием дела, как учили, свернул руками сильными «брату-фронтовику» шею. Бережно опустил Черепан оказавшееся неожиданно лёгким тело Петровича на землю. Зачем-то отёр руки о плащик, колени вновь стали непослушными, в горле спазм, дышать трудно, сердце колотится, рвётся из грудной клетки. Упёрся Черепан лбом в берёзовый ствол и тихо завыл – страшно, без слёз, как никогда прежде в жизни.

      На заранее выбранную по расписанию электричку до Москвы Черепан успел вовремя.

      Глава 6. В «гости» к персам

      На вокзал Курский шёл Черепан 12 июня с опасениями великими, весь на нервах, ясно понимая: после его отрыва в Брюсовом от наружки комитетской на всех границах СССР введён особый режим охраны рубежей, при попытках незаконного перехода на сопредельную сторону пограничникам дан приказ открывать по перебежчикам огонь на поражение. Дана ориентировка на Черепана и в КГБ Азербайджана, хотя на Лубянке не ведают, что будет уходить он на юг, в Иран, где беглого полковника вместе с информацией государственной важности («Всё на микроплёнке: чертежи, схемы, расчёты на оборудование новейшее, сверхсекретное – цены ему нет!») уже, должно быть, поджидают коллеги из ЦРУ. Ушёл Черепан из столицы СССР, хозяев не предупредив – не до того было. Но, раз источник ценнейший на связь не выходит, ни на работе, на бульваре Гоголевском, ни дома, в Брюсовом, не появляется («Прислужники цэрэушные московские по команде хозяев должны были эти факты отследить!»), в Лэнгли рано или поздно сообразят: либо их агент уже в Лефортово в содеянном кается, либо всё ещё пробирается южным