Пуговица, или Серебряные часы с ключиком. Альфред Вельм

О многом, оказывается, можно им говорить друг с другом! Иногда они нарочно отстают от основной группы, идут позади всех, и тогда…

      – …В гусарах?

      – Да, да, в гусарах, – говорит Комарек, рассказывая мальчику о своих военных приключениях.

      Это было давно, еще в первую войну, и старику порой трудно вспомнить подробности. Но мальчонке все мало, он снова и снова уговаривает дедушку Комарека отстать от всех – ведь дедушка рассказывал о своих «военных приключениях», только когда они бывали далеко от фрау Пувалевски.

      Ничего героического в этих рассказах не было. Гусар Комарек попал в плен к русским. Его отправили далеко в тыл, за реку Лузу. Но вот в 1917 году русские солдаты взяли да воткнули винтовки штыками в землю. Они кричали пленным немецким солдатам: «Война капут! Война капут, камерад!»

      – Понимаешь, в Петрограде они совершили революцию, – пояснял Комарек. – Все мы тогда вместе сидели у костра, сидели долго, никак не могли разойтись. Курили русский табак и пели русские и немецкие песни.

      Потом было братание, и пленные немцы и русские солдаты обменялись шапками. Он, Комарек, отдал свою гусарскую, а сам надел русскую папаху. «Война капут, камерад!» – кричали им русские. Как только над лесом занялся рассвет, русские солдаты разошлись по домам. А два дня спустя и он, Комарек, отправился в путь – решил пешком добраться до родины.

      – И вы все тогда друг с другом обнимались, да?

      – Да, да, так оно и было.

      – И с русскими солдатами?

      – Обычай у них такой, – объяснял старый Комарек. – Перед тем как расстаться, они обнимаются.

      Мальчика будоражили рассказы старого Комарека. Представить себе все это он не мог, однако хотел знать еще и еще.

      – И свой русский табак они разделили поровну? Правда?

      – Правда. Перед тем как нам всем разойтись, они весь табак, какой у них был, высыпали в шапку и разделили поровну.

      Гусар Комарек отправился тогда в путь совсем один. Дошел до деревни Поварищево, и тут у него как раз кончился хлеб. От мороза ноги совсем ничего не чувствовали. Он стал кулаками барабанить в дверь первой же бревенчатой избушки.

      Ему открыла маленькая старушка, вся укутанная в огромный платок, – бабушка… Как увидела его, так и выскочила прямо в сугроб и втащила его в жарко натопленную избу.

17

      Случается, что Комарек рассказывает что-нибудь не так, как накануне: мелочь какая-нибудь не совпадает или он приукрасит что-нибудь. Мальчонка сразу же подмечает это, но ничего не говорит, если, по его мнению, рассказ от этого только интересней делается. Порой Комарек и забудет что-нибудь особенно понравившееся мальчику, и тогда Генрих прерывает старика:

      – Так, говоришь? Может быть, оно так и было.

      И старик продолжает свой рассказ о бабушке. Уж она-то хлопотала, уж она-то дула и дула, покуда самовар не разгорелся. А он, Комарек, тем временем лежал на печке под одеялом.

      – Русская печь, понимаешь… представь себе…

      – А она сразу поставила кашу варить, а потом уже побежала в школу за мелом?

      Старик