Эхо Преисподней. Максим Безликий

ему, что проклятие – это не просто слова, а темная, коварная сила, которая способна поглотить человека, словно трясина, лишить его воли, превратить его в орудие зла, в послушную марионетку. Она сказала ему, что самое страшное проклятие – это то, которое живет внутри человека, которое заставляет его причинять боль другим, которое лишает его человечности, которое отравляет его душу.

      – Сынок, – сказала тогда мать, ее голос звучал тихо и серьезно, а глаза полны печали. – Никогда не позволяй этой тьме проникнуть в твое сердце. Никогда не позволяй ей овладеть тобой. Ты всегда должен оставаться добрым и справедливым, ты должен всегда бороться за добро, даже если тьма будет сильнее, даже если она будет казаться непобедимой. Ты должен помнить, кем ты был когда-то.

      Эти слова, словно предостережение, теперь терзали его, причиняя ему невыносимую боль, напоминая о том, как он опустился. Он понимал, что он не смог справиться с тьмой, что он сам стал частью этой тьмы, что он стал тем, против чего боролась его мать, что он стал тем проклятием, от которого она пыталась его защитить.

      – Мама, – прошептал он вновь, его голос был полон отчаяния и мольбы. – Я не смог… я не смог… я стал монстром, я стал тем, кого ты так боялась.

      Он попытался бороться с проклятием, но это было все равно что бороться с невидимой, но всепоглощающей стеной. Он чувствовал, как тьма вновь начинала окутывать его, словно зловещий саван, как зуд под кожей становился сильнее, словно его пожирали заживо, как его глаза вновь начинали гореть зловещим, пугающим желтым огнем, словно в них поселилось само пекло. Он знал, что это затишье было лишь временным, он знал, что проклятие вскоре вновь завладеет им, заставит его снова убивать, снова страдать, снова погружаться в бездну отчаяния.

      Но в самой глубине его истерзанной души, как слабый, дрожащий огонек, еще тлела искра надежды, словно огонек в темном, беспросветном туннеле. Надежда на то, что когда-нибудь он сможет избавиться от проклятия, надежда на то, что он сможет вернуть себе свою человечность, надежда на то, что он сможет искупить свою вину за все свои злодеяния, надежда на то, что тьма не победит свет. И именно эта слабая надежда не позволяла ему полностью сдаться, не позволяла ему погрузиться в бездну безумия, не позволяла ему полностью превратиться в монстра, которым он так боялся стать. Именно эта надежда давала ему силы жить дальше.

      Он посмотрел на луну, которая теперь полностью показалась из-за туч, и увидел ее бледный, холодный свет, освещавший мрачный, молчаливый лес. Он почувствовал, как ветер, словно сочувствуя его страданиям, нежно коснулся его лица, словно пытался утешить его, подарив ему хотя бы мимолетное облегчение. И в этот момент он понял, что он не одинок, что даже в самой густой, непроглядной тьме есть место для надежды, что даже самое страшное, самое древнее проклятие можно победить, если не терять веру в себя, если не давать тьме овладеть своей душой, если не забывать того, кем ты был когда-то, если помнить добро, которое было в его жизни. Иерихон, проклятый маньяк,