Эхо Преисподней. Максим Безликий

зверь, требующий все новых и новых жертв. Оно было внутри него, проникая в каждую жилку, в каждую косточку, в каждый мускул, превращая его в орудие ужаса.

      Он больше не был тем человеком, каким его знали когда-то. Его карие глаза, раньше излучавшие доброту и любопытство, теперь светились изнутри зловещим, нездоровым желтым огнем, словно адское пламя, отражая тьму, которая безраздельно завладела его душой. Кожа, бледная от постоянного пребывания в тени, подвала в себя цвет увядшей луны, покрылась странными, темными отметинами, похожими на переплетение набухших вен, но более зловещими, словно по ней ползали невидимые черви, ползущие к сердцу. Движения его стали резкими, словно у марионетки, которую дергают за нитки, а голос, когда он изредка его подавал, звучал хрипло и угрожающе, словно из могилы, пропитанный запахом земли и смерти. В нем не осталось ничего человеческого, он был лишь оболочкой, наполненной тьмой и безумием.

      В деревнях, расположенных на краю мрачного леса, ходили слухи, что Иерихон – это не просто убийца, а сосуд для древнего проклятия, марионетка, танцующая на ниточках тьмы, которая лишь притворяется человеком. Говорили, что он не понимает своих действий, что его ведет неведомая сила, способная лишь на одно – сеять смерть и ужас. Его имя шептали в домах, закрывая ставни и запирая двери на засовы, стараясь защититься от зла, которое бродило рядом. Говорили о зверствах, которым не было ни логического, ни разумного объяснения, о смертях, которые несли на себе печать непостижимого ужаса. Говорили, что он питается их страхом, что чем больше они боятся, тем сильнее становится Иерихон.

      – Слыхали ли вы, что приключилось с бедной Эмилией? – прошептал старик Яков, сидя у камина, его лицо изрытое морщинами, освещалось тусклым, дрожащим пламенем. Он настойчиво набивал трубку, его руки тряслись от нервного напряжения. – Нашли ее в лесу, на опушке, возле ручья. Словно всю жизнь из нее выпили. Белее снега была, словно привидение.

      – Не говори так, Яков, – резко перебила его Марфа, жена, закутавшись в толстую шаль из грубой шерсти, словно отгоняя холод не только от тела, но и от души. – Не к ночи будь помянуто. Это он… это проклятый Иерихон, забирает наших детей, наших мужей, оставляет нас вдовствовать и горевать. Почему Господь допускает такое?

      – А что же станется с бедным сыном Эмилии? – всхлипнула молодая женщина, по имени Анна, с младенцем на руках, стараясь укрыть его от холода, но больше от страха. Слезы заблестели в ее глазах, оседая на покрасневших щеках. – Мал еще, не окреп, сиротой остался. Неужели никого нет, чтобы остановить этого… этого монстра? Разве нет никого смелого, способного пойти против этого ужаса?

      – Кто остановит? – горько усмехнулся старик, горькая усмешка исказила его лицо. – Он не человек. Он проклятие. Его не убить, он словно тень, словно привидение, скользящее среди нас. Говорят, его породила сама нечистая сила, говорят, он пришел к нам из самых глубин ада. Против него бессильны человеческие