Два царя. Валентина Карпицкая

Раздайся, честной народ! – лихо полетел вперёд и Юшко.

      Прохожие, испуганно отскакивая от дороги и лепясь к стенам домов, уступали путь всадникам.

      Деревянные жилища сменили каменные строения и, наконец, показалась зубчатая стена Кремля, за которой разлилось по небу золото куполов.

      Жизнь здесь уже кипела и била ключом. На площади близ царских палат разухабистый скоморох-медвежатник весело выкрикивал, зазывая встреченных граждан:

      – Ой, вы, гой еси, добры молодцы, добры молодцы, красны девицы! Поспешай на медведя учёного поглядеть! Умеет Потапыч шутку сшутить, людей посмешить. Что в людях живёт, смехотворно изобразит, ничего не утаит!

      И любопытный народ со всех сторон валил на зов, чтобы подивиться лесному воеводе отменной величины, с цепью на шее, с кольцом в губе, который разыгрывал медвежье представление. Стоя встычку, плотно прикасаясь друг к другу, просила толпа:

      – Ну-тка, Мишенька Иваныч, родом знатный боярыч, покажи нам, чему тебя хозяин обучал и каких людей ты на свете примечал!

      И косолапый перед присутствующими в землю кланялся и показывал всякую всякоту и всевозможные премудрости: как судьи сидят за судейским столом, как молодушки ходят и в зеркало смотрятся, да как пьяные мужики по канавам валяются.

      Скучившись, зарился люд на мохнатого артиста: и лапы у него не обрублены, и зубы не выбиты, а страх и вред даже малолетним детям не учинял.

      Сбежавшие отовсюду собаки громко залаяли, стращая топтыгина. И мишка, встав во весь рост, вскинул когтистые лапы, замотал круглой, непомерно большой головой, засопел, с ноги на ногу переваливаясь. Хозяин наставил рогатину, толкнул ею медведя в грудь и, под всеобщее ликование и подзадоривание, опрокинул покорного зверя.

      – Сам дьявол в образе скомороха ведёт бедный мир на погибель! Жалко животину, – послышался чей-то добродушный голос.

      Согласились и остальные глядельщики:

      – Тем, кто держит медведей для прельщения людского, будет тому от Бога грех.

      И вдруг заволновались граждане, услышав топот конских копыт, загудели, тревожно переговариваясь, увидев дружину:

      – Гляди, хтой-то там?

      – Бог их знает…

      – Поотхлынь, народ православный, раздайся, расступись! – голосисто крикнул Юшко, и толпа раздвинулась, пропуская ратников.

      Вперёд протолкался невзрачный мужичок в драной полотняной рубахе, росточком аршин с шапкой, с бледным лицом, осенённым реденькой бородкой. С метлой в руках он преградил путь. Послышались смешки, но не злые. Все глазели на умного шута, ходившего от улицы к улице, крича: «Время очистить Русь-матушку от последнего сора!»

      – Отойди, отойди! Задавят! Ай, слепой? – поостерёг его Юшко.

      Но в сумасбродной суровости юродивый дерзостно остался стоять посреди дороги.

      – Не мне быть слепому, а другому. Кому, то одному Богу ведомо, – решительно ответствовал он, и все узнали этот голос: вот кто пожалел косолапого артиста!

      Старик же, переведя взгляд на молодого воеводу, неодобрительно покачал головой:

      – Направляешь