Два царя. Валентина Карпицкая

четырёх лапах. Засасывает людей в топь и поедает… – смутившись, проводил паренёк взглядом ворона, бесшумно пролетевшего на шёлковых крыльях над головой.

      – Птица крыльями захлестала, а ты уже от страха глаза растаращил, – насмешливо бросил ближайший к нему конник, крепкий в кости, как молотом сбитый, темноволосый детина.

      – Смейся… Дед мой клялся, что сам видел эту нечисть и как гады из болота вышли.

      – Брехня! Кутнул твой дед, вот и померещилось, – осклабился упрямец.

      – Отвяжись ты, шершень! – зарьянился[5] Юшко. – Дед мой много чего знал. Говаривал, что в некой реке, сбегающей с Лукоморских гор, водится рыба, у которой голова, глаза, нос, рот и руки совершенно человеческого вида, но, как у всякой рыбы, у неё нет голоса и на вкус она приятная.

      – Ага, и зовут ту рыбу Марьей, и на вкус, как всякая баба, приятная, – не преминул съязвить здоровяк.

      – Буде тебе, Фролка, Юшко стрекать[6], – осадил заносчивого воина боярин в поре[7], бровистый[8], с бородой окатистой, разложистой. – Он в первом же бою имя доброе завоевал: не жалея жизни, шёл плечо о плечо с теми, кто полёг за праведную молитву. Жаль, могилы их зарастут чертополохом. Один Бог почтит их победы.

      – Бог позаботится о них, а о нас кто? – подосадовал Фрол. – Вот и Юшко ворочается с войны пораненный, а ждёт его впереди государев правёж[9]. Судить будут, как преступника, бить батожьем за то, что костьми не лёг.

      Ещё синее стали глаза Юшко:

      – Врёшь! Правда суда не боится! – воскликнул он с жаром. – Разве мы против врагов не стояли твёрдо и безбоязненно? Обломали силу их, чуть было не побили, да пушка наша не в час замолчала.

      – А где ж правда? Разве что у Бога, а кривда на земле, – упёрся Фрол и глянул на юнца воеводу. – Вот и князь молчит, ведает, что царь такую баню за поражение задаст, что чертям тошно станет. А? Что скажешь, Саин-Булат?

      Умолкли сотоварищи, устремив взгляды на старшего. Сердцем он лёгок, до подчинённых ласков; годами хоть и юн, а языком не болтает почём зря: для него слово свято, сказал, что в сундук зарыл. А уж отваги так и вовсе не занимать: наравне со всеми храбро наносил удары саблей, чем и заслужил уважение ратников.

      Но не спешил воевода с ответом, скакал в раздумье. Подобно тому, как конюх усваивал нравы коня, так и он узнавал своих подчинённых: недавно были они чужими, а как свелись в одном бою, так и посвыклись. Каждый в верности испытан, обо всех надлежало позаботиться сердечно и ладно устроить. Никто из них не виновен в поражении, только он сам, лишь начинающий военное поприще.

      Надумавшись, ответствовал воевода тихо и спокойно:

      – Не станем зря говорить, что этот вот по природе добр, никогда не сможет быть злым, а вон тот зол, никогда не сможет быть добрым. У государя к преданным ему людям суд хоть и грозный, но справедливый. – И положил руку на сердце: – Даю слово быть порукой крепкою перед царём, чтоб не прогневался зело.

      Воспрял Юшко, повеселела прямиковая его душа:

      – Вот

5

Зарьяниться – рассердиться.

6

Стрекать – жалить, колоть.

7

В поре – в твёрдости, не стар.

8

Бровистый – с широкими, густыми бровями.

9

Правёж – в Московской Руси телесное наказание за тяжёлую провинность.