Два царя. Валентина Карпицкая

загляденье! Ах, красота!» – сияли глаза Юшко: не видел краше девицы, так и любовался бы от зари до зари да целовал бы пунцовые губки.

      – Ну, что ж ты, орёл? Был спористый, не переговоришь, а теперь затих, – засмеялся Прокоп. – Что хотел сказать, излагай!

      – А и скажу! – смело начал юноша, заметно волнуясь. – Я господин своим словам и на ветер их не бросаю. Завладела ты, Марфенька, сердцем моим на веки вечные! А посему знай: рад душу за тебя положить! Как свят Господь, так вернусь за тобой и за себя возьму!

      Хлопнул довольно по коленям крестьянин:

      – Вот это по-нашему! Ей-богу, по-нашему! – и мотнул кудлатой головой, глядя на воеводу. – Что скажешь, царевич? Будешь жениху споручителем?

      Все посмотрели на почётного гостя.

      Поднялся Саин-Булат – рослый, прямой, спокойный. Глянул на Юшко:

      – Люба́ девица?

      – Люба́! – прямиково ответствовал тот.

      Перевёл воевода взгляд на Марфу.

      – Ратники – народ беспокойный, на месте не сидят. Согласна ли ждать жениха, сколь понадобится?

      – Да! – радостёшенько кивнула девица.

      Улыбнулся благодушно Саин-Булат, руку поднял:

      – Ну, а раз так, то и сватовство сочинилось[17]. Юшко – огневой воин, храбрый. И справедливый, уж он никогда никого не обманет. Даю крепкую поруку за него.

      – Милые детки вы мои… – растерялся хозяин дома и кинулся к лавке: схватив глиняный кувшин, с размаху ахнул об пол, и тот разлетелся вдребезги.

      – На счастье! – возгласил глава семейства, а Юшко с Марфой, смеясь, стали топтать черепки.

      Солнце к тому времени скралось за горизонт. И гостей сморила усталость. Как упал Юшко на постеленный на полу сенник, так и пролежал камешком с вечера до третьих петухов. И Саин-Булат проспал ночь в один дух, не просыпаясь.

      Зато Марфа почти до самой зари не сомкнула глаз, всё гадала, как судьба сложится. Вполглаза дремал и Прокопий. Ворочался, пыхтел, по несколько раз вставал и выходил на двор коней поглядеть, чтоб не увели. Хозяйка тоже долго не ложилась: замешивала тесто, шептала молитвы, а потом, лёгши, слушала, как пыхтит и киснет квашня. Только приуснула – ан уже и светает – время хлеб катать и ставить в печь. Вспорхнула пёрышком, засучила рукава. Туда-сюда крутнулась, глядь, булка испеклась. Вытащила, поставила на стол, налила по кружкам кваску, всех позвала.

      Только спросонья гости долго не рассиживались: нынче им перед грозным царём ответ держать. Поели скоро-наскоро, поблагодарили добрых людей и стали в путь собираться.

      – Бог в помощь, спешно вам добраться! – провожая добрых молодцев, проговорил Прокоп.

      Авдотья же ласково прибавила:

      – Кого милует Бог, того и царь жалует.

      Марфуша растужилась, приутихла, села у окошка одинёшенька. Глянул на неё Юшко, и сжалось у него сердце.

      – Ну что ты, малиночка моя, заугрюмилась? Я на ветер не говорю и обещаний пустых не даю. Так и знай: как Бог свят, вернусь за тобой, – шепнул на прощание.

      Слова не промолвила в ответ, только

17

Сочиниться – состояться.