День Черного Солнцеворота. Александр Буховцов

пожал плечами Фридрих.

      – Далеко до точки? Не проехать бы.

      – Все время прямо по дороге, никуда не сворачивай. Пять миль от кубла беженцев. Нас встретят.

      Лагерь остался позади. Палатки не были видны, лишь отсвет костров и неясный гомон.

      – Кажется, пронесло, – сказал Фридрих. – Дуракам везет. Включай свет поярче, не хватало, в самом деле, застрять в яме.

      Ганс выкрутил регулятор вправо. Мироздание осветила яркая вспышка. Ночное небо с желтым светильником – луной, рассыпанные щедрой рукой Творца одинокие звезды и собранные в иероглифы созвездий, невысокие холмы, округлые, как девственные груди, змеиная ухабистая дорога, стали резко очерченными, яркими и тут же исчезли во тьме. Ганс резко затормозил. Фридрих приоткрыл рот и недоуменно рассматривал навалившийся мрак.

      – Фонарь сдох? – нарушил молчанье Фридрих. – Что это было?

      Ганс машинально несколько раз покрутил ручку регулятора влево-вправо, тьма не рассеялась. Фридрих рывком открыл дверь кабины, замер, оглянулся на Ганса, закрыл глаза, потрогал рукой свои веки, открыл глаза и снова выглянул наружу. В кабине Фридрих различал Ганса, сидящего на сидении водителя, руль в его руках, тумблеры и рычаги, лобовое стекло, свои руки и ноги, а тьма снаружи была абсолютной.

      – Ты это видишь? – спросил Фридрих.

      – Что? – Ганс озабоченно крутил регулятор фонаря.

      – Это… – Фридрих показал на открытую, с его стороны, дверь кабины. Ее не было, она растворилась во тьме.

      – Дверь вырвало? Когда успело? Все, теперь меня точно уволят.

      – Нет, – Фридрих не узнал свой голос, – дверь не вырвало, – он погрузил правую руку во тьму и ее будто стер невидимый ластик. – Ты это видишь?

      Фридрих втянул руку в кабину, не согнув в локте, а отведя плечо назад, как будто это была не рука, а ветка или палка. Рука была на месте, пальцы шевелились, кисть сгибалась и разгибалась. Он снова погрузил руку во тьму, нащупал открытую дверь, потянул на себя и захлопнул. Фридрих с силой ударил себя ладонью по щеке, еще раз и еще. Щека покраснела, верхняя губа треснула и окрасилась кровью.

      – Нет, это не сон, – пробормотал Фридрих. – Ганс, скажи мне, что это не сон?

      Водитель вжался в кресло и от страха по-коровьи хлопал глазами.

      – Нужно выйти… – с обреченностью в голосе сказал Фридрих. – Я отвечаю за груз. Я… старший.

      Ганс не откликнулся.

      Как бы раздумывая, Фридрих медленно открыл дверь, несколько раз глубоко вдохнул, задержал дыхание, опустил ноги на землю и не почувствовал привычного ощущения опоры, давления земли на ступни. Оперевшись руками в сидение, готовый, если что повалиться на спину в кабину, Фридрих выбрался из повозки и повис в пустоте. Не как кукла на веревочках или воздушный шар, раздутый горячим воздухом, а пылинка, не имеющая веса и объема, заметить которую можно только в солнечном луче. Фридрих распрямил плечи и постарался унять дрожь в коленях, каждое мгновение ожидая падения в тартарары, но этого не происходило. Фридрих повернулся всем телом к повозке. Его голова находилась на привычном уровне