Пять ран Христовых. Юлия Викторовна Ли-Тутолмина

здесь начинаются Нижние земли – нидерландские провинции Филиппа Второго, – с задумчивостью произнесла она и вздохнула. – Фландрия…

      Горькое предчувствие всколыхнуло ее сердце, которое только-только начало покрываться тонким слоем новой оболочки или, скорее, слоем ороговелости. История этих земель слишком походила на ее собственную, в сердцах этого народа, как и в ее сердце, горело пламя недоверия вещавшим устами призрачных богов. Точно так же, как и предстояло ей, эти земли пылали в руках призрачного монарха. Точно так же гордо подняв головы, пытались они воспротивиться гнету.

      – За Эно находится Фландрия и Брабант, – продолжал цыган, – справа расположилась провинция Артуа, слева – Льежское епископство, Намюр и княжество Люксембургское, к северу лежат Голландия, Утрехт, Гельдерн и холодная Фрисландия – прославленная своими озерами, сколь прекрасными, столь же опасными, грозящими покрыть своими водами отнятые людьми пространства. Если ты хочешь увидеть море, то эти земли, как никакие другие принадлежат сей коварной стихии…

      Следующим утром путники покинули Кенуа-ле-Конт и двинулись к Монсу, который совсем недавно выдержал тяжелую осаду, но так и не был отбит братом Оранского – ныне покойным Людвигом Нассауским. Не дождавшись помощи Вильгельма, в сентябре позапрошлого года тот бежал с остатками армии на север, а испанцы полностью завладели городом. Стоит ли говорить о печальной участи горожан, которых насчитывалось теперь не более нескольких сотен.

      Дорога вела через Бовэ и Женли. Словно грозное предзнаменование под низким, затянутым тучами небом распростерлись опустошенные деревни, безжалостно вытоптанные поля, сожженные церкви, разрушенные фермы. Холодный, гонимый порывистыми ветрами воздух был пропитан порохом и смертью. Земля, где теперь все достояние заключалось в верещатнике и пустынных польдерах у берегов, обагренная кровью и опаленная огнем войны, бушующей здесь уже полсотни лет, земля бургундских фламандцев, некогда цветущая, превратилась в обглоданную кость. Фламандские пейзажи, изображенные на гравюрах множества книг, и каковые Мадлен всегда с наслаждением рассматривала, было не узнать. Старание художников приукрасить родные просторы не могло вознестись столь высоко, что картина становилась противоположностью оригиналу. С тех пор, как император Карл, раздав владения преемникам, покинул залу, опираясь на плечо Вильгельма Оранского, от знатной доли пирога, именуемого былым величием Священной Римской Империи, остались лишь жалкие крохи.

      Карл V, чьим воспитателем был фламандец Адриан Флоренц Бойенс – в будущем папа Адриан VI, не мог не испытывать любви к нидерландцам, среди коих провел детство и юность, и более близок был к фламандской и итальянской знати, нежели к испанской. Самые отчаянные его полковники: принцы Оранские – Вильгельм и Людовик, граф Гаврский Ламораль д’Эгмонт, граф Горн – были нидерландцами, а маркиз Пескара и Андреа Дориа – итальянцами. В равной степени он отдавал должное народам других провинций, уважал их права и правителей