Заклание. Семён Колосов

таким же бравым видится он сам себе, таким же мускульным самцом, недостаёт ему ещё снять плавки. Не понимаю, что он здесь забыл…

      Справа от меня слышится шуршание и хруст полипропиленовой упаковки, я поворачиваю голову. Ребёнок лет восьми распаковывает мороженое. У современного человека это, вероятно, уже условный рефлекс, поворачивать голову на шелест полипропилена и фольги, ведь эти звуки нам напоминают о предвкушении чего-то сладкого, хотя, конечно, это можно объяснить и проще: ориентировочный рефлекс, который Павлов называл рефлексом «что такое». Мне даже захотелось шоколада. Забавно, как мы схожи с теми же домашними котами, что бегут на хруст паучей или сухого корма.

      Ко мне приближается семейство, его я здесь уже видал не раз, они, как видно, направляются в посёлок. Уверен, что, не обратив внимания, они проследуют мимо меня. Достаточно типичная картина: кудлатый паренёк, одетый кое-как, в очках с большими линзами – я знаю, у него астигматизм, – пузатый низкорослый мужичок, отец семейства, и, ростом, может быть, чуть выше мужа, дородная бабища, уроженка юга, с признаками вирилизации под носом и розовым келоидным рубцом на животе, его заметил я, когда она была на пляже, не знаю, здешние ли врачеватели такие мясники, или это всё-таки творение иных специалистов. Единственный, кто уж действительно достоин моего внимания из кучки домочадцев, – юная особа с большими, но миндальными, почти кошачьими, глазами. Сегодня она в лёгком голубом, что представляется на мой абстрактный взгляд почти сорочкой, но, конечно, в несколько консервативном виде, что, собственно-то, и положено, быть может, для ребёнка её лет; у платья белый воротник, а рукава заканчиваются коротко, на локте, на нитке поверх одежды у неё надет простой традиционный деревянный крестик, а слева, для меня, конечно, справа, её волосы сжимает белый бант. Она единственная, кто смотрит на меня, но коротко, почти украдкой, и солнце, отразившись в глубине её зрачков, мне отвечает белым звёздным блеском. Она учтиво, чтобы не обидеть меня долгим любопытным взглядом, поджимает губы и отводит взор. Одна она из всех не архетип, а светлый образ, наделённый хоть и непонятной, но живо ощутимой душевной красотой, она читается в её глазах. Мне кажется, что даже я её, быть может, где-то видел, не здесь, конечно, не в пансионате, здесь вижу я её не в первый раз, но в чём-то, скажем, вечном… Может быть, на полотне картины?

      – Обед готов.

      Я чуть не вздрагиваю от неожиданности. Мне нужно несколько секунд, чтоб возвратить свои витающие мысли вновь на землю, где неистребимо царит ригоризм пансионата.

      – Уже? – я вопрошаю.

      – Вы разве не следите за часами? – задаёт вопрос сестра, пришедшая специально, чтобы известить меня.

      – Нет, я как-то потерял счёт времени…

      – Пойдёмте, – она уже собирается зайти мне за спину.

      – Подождите, – вдруг возникает у меня идея, – а вы могли бы принести еду сюда?

      – Сюда? –