Заклание. Семён Колосов

замкнутый, однообразный круг, но ты его нарушь – и жизни нет. Навряд ли они отмечают то, что сердце их качает; просто чествуют насыщенное и полноценное существование. По сути, это то же самое, но только более простая форма осмысления бытия.

      – Быть может, что-то нужно? – спрашивает вновь участливо сиделка.

      – Нет, нет, всё и так прекрасно, не беспокойтесь, – вновь отнекиваюсь я и отмечаю про себя в который раз, что сервис здесь на ять.

      Чуткая старательная женщина, мне даже несколько досадно, поскольку она моя соотечественница, и ей немало лет, она мне в матери годится, а за такую службу, как у неё, берутся не от лучшей жизни.

      Я вновь бросаю взгляд в темноту спокойного, размеренного моря. Мне хочется вдохнуть и ощутить ноздрями его свежесть, но ветра нет, и даже ночью стоит тёплая погода.

      Вот грани настоящего, за ними прошлое, – я снова погружаюсь в строчки – пустой, заброшенный и обветшалый дом, который населён лишь только призраками, но больше некуда идти, и я, бездомный, возвращаюсь в него снова на ночлег. Мне в нём уютно, несмотря на то, что очаг его уже не греет так, как раньше, в нём можно развести огонь, – но разве тёплый он – нет в доме этом прежнего уюта, гуляет ветер в выбитых, зияющих провалом осени оконных рамах, скрипит пол, и протекает крыша. Но до чего же он мне близок, в нём было прошлое моё, в этих стенах поныне есть отметки счастья: следы висящих некогда картин, продавленные в полу мебелью отметины, разбросанные тут и там предметы, и даже, может быть, укромны частички запахов тех дней.

      Но вот другая сцена.

      Мы сидим в закусочной. Известная по всей планете сеть вредного фастфуда, писать её название здесь было б лишним, ведь ты-то её помнишь, а у меня имеется предубеждение, что её название, употреблённое здесь всуе, испортит стиль и атмосферу книги, как дешёвый продакт-плейсмент портит фильм.

      Моя рука с особым трепетом держит тебя в объятиях, наш маленький союз расположился в тесном, но уютненьком алькове. Ты ешь мороженое и даёшь попробовать мне шоколадный коктейль, я помню, слишком приторное яство, но мне на это наплевать, ведь в перерывах между потреблением сластей, мы целуемся. О, сладкое блаженство! Я даже помню, как ты не могла мне отвечать на поцелуи, твои губы не хотели слушаться, они всё норовили улыбаться, и ты силилась их усмирить, обязывая слиться в поцелуе, но они, проказники, всё только больше улыбались, не давая насладиться страстью.

      – Мне нравится с тобою целоваться, – сказала также непосредственно ты, как открывается ребёнок. Не удивлюсь, если узнаю, что в тот миг ты под столом болтала ножками.

      Я не ответил ничего, просто улыбался. Мы были так с тобою влюблены, что попросту могли смотреть друг на друга и ничего не говорить. Ты знала, я был полностью твоим. Мне было больше ничего не нужно. Сидеть с тобою рядом и смотреть в твои глаза. И не было секунды, чтоб они мне ни сияли имманентным светом. Я, кажется, как будто заразил тебя, и каждый раз,