Танец смерти. Линкольн Чайлд

сверкнув зубами, улыбнулся д’Агосте и жестом пригласил войти.

      Д’Агоста повиновался. Синглтон указал на стул, но д’Агоста покачал головой. Неутомимая энергия капитана подействовала и на него: ему не захотелось садиться.

      Судя по всему Синглтон говорил с сотрудником полицейского управления, отвечавшим за связи с общественностью. Тон разговора был вежливым, но д’Агоста знал, что внутри у капитана все кипит: его интересовала настоящая полицейская работа, а не пиар. Он ненавидел само это понятие и говорил д’Агосте: «Либо вы ловите преступника, либо нет. К чему рассказывать сказки?»

      Д’Агоста оглянулся. Обстановка в кабинете была минималистская, почти безликая. Ни семейных фотографий, ни обязательного снимка, запечатлевшего капитана, пожимающего руку мэру или комиссару. Синглтон был в числе полицейских, получивших самое большое количество наград за оперативную работу, но ни одной грамоты на стене не было. На столе лежала стопка бумаг, на полке – пятнадцать-двадцать скоросшивателей. На другой полке д’Агоста разглядел справочники по судопроизводству и криминальному расследованию, полдюжины потрепанных книг по юриспруденции.

      Облегченно вздохнув, Синглтон повесил трубку.

      – Черт возьми, – сказал он, – мне кажется, я провожу больше времени в разговорах, чем в поимке плохих парней. Я бы предпочел отказаться от должности и заниматься исключительно оперативной работой.

      Он повернулся к д’Агосте, снова одарив его мимолетной улыбкой:

      – Ну что, Винни, как дела?

      – Нормально, – ответил д’Агоста, явно кривя душой.

      Дружелюбие и приветливость Синглтона делали короткий визит еще более трудным.

      Д’Агоста пришел сюда не по просьбе капитана: на участок его направил комиссар. Это обстоятельство гарантировало бы д’Агосте подозрительный, враждебный прием от других полицейских, которых он знал, например Джека Уокси. Уокси почувствовал бы угрозу, держал д’Агосту на расстоянии, старался давать ему неинтересные задания. Но Синглтон поступил совершенно противоположно. Он тепло принял д’Агосту, быстро посвятил его во все подробности и процедуры своего ведомства, даже поручил ему дело Хулигана, а на данный момент не было более важного дела, чем это.

      Хулиган никого не убил. Он даже оружием не пользовался. Но он сделал нечто, почти столь же ужасное: выставил на посмешище нью-йоркскую полицию. Вор опустошал банкоматы, после чего оголялся перед камерами наблюдения. Ну разве не повод для репортеров таблоидов повеселить публику? К этому моменту Хулиган нанес визиты одиннадцати банкоматам. Газеты крупными заголовками отмечали каждый его грабеж. Известность Хулигана возрастает – протрубила «Пост» через три дня после последнего ограбления, – зато полиция становится все незаметнее.

      – Что говорит наша свидетельница? – спросил Синглтон. – Присматривается?

      Он стоял позади стола и смотрел на д’Агосту. Глаза у капитана были пронзительные, голубые. Когда он смотрел