Танец смерти. Линкольн Чайлд

ею ужасных событий. Эта тревога и откладывала ее решение вернуться. Но после первых сумбурных дней она вынуждена была признать, что старые страхи почти исчезли из этого места. С годами ее ночные кошмары, чувство незащищенности ослабели. Страшные переживания стали историей, а музей по-прежнему был удивительным – готический замок бробдингнеговских пропорций, с замечательными эксцентричными людьми. А что уж говорить об экспонатах, странных и поражающих воображение! Самая большая в мире коллекция трилобитов. «Сердце Люцифера», самый драгоценный бриллиант. Сломанный зуб, самая большая и прекрасно сохранившаяся окаменелость.

      Тем не менее в подвальные помещения музея она старалась не спускаться. И не леность заставляла ее ограничивать количество вечеров, в которые она работала после закрытия музея для посетителей.

      Она вспомнила, как еще студенткой-выпускницей впервые, в августе, шла по этому коридору. Выпускники в градации музейных работников были на самом низком уровне: их не то чтобы презирали, их попросту не видели. Она не обижалась: каждому когда-то пришлось через это пройти. Тогда она была никем – «вы» или, в лучшем случае, «мисс».

      Как же все изменилось. Теперь она была доктором, иногда ее даже называли профессором. Имя ее появлялось в печати с перечнем титулов: старший научный сотрудник, адъюнкт-профессор этнофармакологии, а теперь и главный редактор «Музееведения» – самый последний ее титул, полученный всего три недели назад. Хотя она всегда говорила себе, что титулы ничего не значат, обретя их, она вдруг испытала удовлетворение. Профессор… В звучании этого слова была приятная округлость, особенно когда оно слетало с губ замшелых старых кураторов, которые шесть лет назад не желали уделить ей несколько минут своего драгоценного времени. Сейчас они сами устремлялись ей навстречу, интересовались ее мнением либо пытались всучить свои монографии. Хотя бы в это утро – не кто иной, как глава отдела антропологии и ее официальный начальник Хьюго Мензис озабоченно расспрашивал ее о теме дискуссии на предстоящем собрании американских антропологов.

      Да, приятные перемены, ничего не скажешь.

      Кабинет директора находился в конце коридора. Она постояла перед большой дубовой дверью, потемневшей за сотню лет. Подняла руку и тут же опустила, внезапно ощутив нервную дрожь. Сделала глубокий вдох. Она счастлива была вернуться в музей и в то же время сомневалась: затевая трудовой спор, не совершает ли она серьезной ошибки. Тут же напомнила себе, что трудовой спор был ей навязан и, как редактор «Музееведения», она обязана отстаивать свои права. Если же уклонится, немедленно потеряет доверие. Еще того хуже: будет сама себя презирать.

      Она стукнула по дубовой двери – один раз, другой, третий, каждый раз сильнее предыдущего.

      Мгновение тишины. Затем дверь открыла миссис Сёрд, сухощавая и деловитая секретарша директора музея. Пронзительные голубые глаза быстро оглядели Марго с ног до головы. Миссис Сёрд пропустила ее в приемную.

      – Доктор Грин? Доктор Коллопи ждет вас. Можете войти.

      Марго