Лилии полевые. Покрывало святой Вероники. Елена Кибирева

тебя Христос, просветит тебя светом Своего учения.

      Альбин поцеловал руку пресвитера, простился со всеми братским поцелуем и смело отправился в сопровождении верного Торания домой.

      В доме все спали, не зная о совершившейся перемене. Только одна Домицилла бодрствовала и ждала с нетерпением брата. Она знала все…

      Когда Альбин вошел в ее комнату, она беззвучно упала к нему на грудь, и тихо заплакала от избытка чувств, и спросила Альбина:

      – Счастлив ли ты, Альбин?

      – Большего счастья мне не нужно, – проговорил он, крепко прижимая к себе сестру.

      8

      Теперь для Альбина настала совершенно иная жизнь. Все старое язычество отошло куда-то далеко, точно его и не было. Христианство предъявляло новые требования, новые запросы.

      Но вера Альбина не могла быть скрыта на долгое время. Это отлично понимали и он сам, и Домицилла.

      – Боюсь я за тебя, – часто говорила девочка.

      – Не бойся!

      – Ах, все-таки страшно. Что скажет отец, когда узнает? Ведь тебя могут…

      Она в страхе не договорила.

      – Что могут? Убить?

      – Да.

      – Я этого не боюсь! За Христа рад пострадать. Ну и пусть убьют. А за эти краткие мучения мне будет великая от Христа награда.

      – Ах, Альбин, как бы я желала быть христианкой.

      Альбин задумался:

      – Это пока сделать мудрено. Где ты можешь принять крещение, ведь тебя никуда не выпускают? Потерпи немного, быть может, мы что-нибудь и придумаем. А пока верь в душе и надейся, что рано или поздно, но Господь просветит тебя Своим светом, как Он просветил и меня.

      Домицилла на этом успокоилась. Но она страшно тревожилась за брата, за его будущее.

      События не замедлили себя ждать.

      Приближался день, в который Альбин должен был снять буллу и надеть тогу. Этот день был всегда знаменательным в жизни каждого римского мальчика. Сначала мальчик приносил жертву домашним богам, затем отец надевал на него тогу, и тогда все шли в храм приносить жертву богам там, а потом уже дома устраивалось празднество, в котором участвовали все родственники и знакомые.

      Кассий Магнус желал этот день обставить насколько возможно торжественнее. Были выбраны лучшие жертвенные животные, повара должны были показать все свое искусство в устройстве обеда. Альбин понимал, что скоро должно выясниться все. Если до сих пор ему так или иначе, под тем или иным предлогом удавалось уклониться от посещения языческих храмов, то теперь о таком уклонении не могло быть и речи. Нужно было объявить отцу всю правду.

      И он решился это сделать до наступления торжественного дня, чтобы избежать лишней огласки.

      – Отец, через два дня ты наденешь на меня тогу? – не без волнения спросил Альбин, оставшись наедине с отцом.

      – Да, сын мой, ты доживешь до радостного для тебя дня. Ты будешь римским гражданином и снимешь знак своего детства – буллу. И ты, надеюсь, рад этому? Не правда ли? Но что с тобой, Альбин? На твоем лице я читаю смущение. Какая этому причина? И Магнус пристально