Дочь Клеопатры. Мишель Моран

этого можно входить. Номенклатор объявит о вашем прибытии, и вам покажут ваши кушетки.

      – Римляне едят, полулежа на кушетках? – удивилась я.

      – А египтяне поступают иначе?

      – Конечно. Мы сидим за столами. В креслах или на стульях.

      – Ну, столы-то будут, – отмахнулась Галлия. – Но без стульев. А кресла только для стариков.

      – А как же брать еду? – забеспокоился Александр.

      – Наклонившись. – Увидев наши вытянутые лица, провожатая пояснила: – Там будет дюжина столиков, окруженных кушетками. Цезарь всегда сидит позади, а справа, напротив пустого конца его стола, располагаются места для самых важных гостей.

      – И сегодня они достанутся вам, – предсказала Октавия.

      – Но мы не знаем, как себя вести! – воскликнула я.

      – Ничего страшного, – успокоил меня племянник Цезаря. – Обопритесь на левый локоть, а правой рукой берите еду. Главное, – прибавил он с озорной улыбкой, – не вздумайте пробовать свинью по-троянски.

      – Марцелл! – возмутилась Октавия.

      – Но это правда! Помнишь, чем кончился пир у Поллиона?

      – Поллион – вольноотпущенник, он и курицу правильно не приготовит, – возразила мать и вновь обратилась к нам: – Здесь можете спокойно есть все, что подадут.

      Непослушный сын за ее спиной отрицательно замотал кудрями. Брат хохотнул, и мне едва удалось сдержать улыбку. Перед нами выросли широкие бронзовые двери виллы Октавиана, и я вонзила ногти в ладони. В ушах невольно зазвенел сердитый голос матери: в таких случаях она всегда велела разжать кулаки.

      – Пришли, – с тревогой произнес Александр.

      Я взяла его под руку, и мы шагнули за порог в вестибул. Дом поразил меня простотой. Ни кедровых столов, инкрустированных самоцветами, ни пышных чертогов, задрапированных индийскими шелками. Лишь бледная мозаика изображала выступление актеров, да старая комедийная маска на стене встретила нас пустыми глазницами и зловещей усмешкой. В атрии горели свечи перед бюстами Юлиев, но я не увидела ни одной крупной статуи Октавиана или его родных. Только мрамор с голубыми прожилками на полу позволял догадаться, что здесь обитает герой-завоеватель.

      – Мы словно попали в дом купца, – шепнула я.

      – Или крестьянина, – отозвался брат. – Где же у них мебель?

      Впрочем, когда у самого триклиния раб торопливо вышел нам навстречу, я мельком заглянула за дверь – и поняла замысел Октавиана. Если там, где часто бывают посетители, была самая что ни на есть затрапезная обстановка, то в летней пиршественной комнате, куда разрешался доступ только приближенным особам, даже подставочки для яиц и кубки поблескивали серебром. С кушеток роскошными складками ниспадали яркие красно-коричневые шелка, а мраморный фонтан извергал ароматную лавандовую водичку. Одной стороной комната выходила в сад; на ветру колыхались длинные льняные занавески, сквозь которые просвечивало заходящее солнце.

      – Перед людьми он прикидывается скромным, – неодобрительно произнесла я по-парфянски.

      – А для приятелей закатывает царские пиры, – подхватил мой брат.

      Номенклатор,