Город неба. Катя Капович

раз!

      В сто одиннадцатый раз божиться:

      нету лучше тех людей,

      чем в промзоне, в той больнице,

      где, вдыхая запах простыней,

      вижу: провезли кого-то в коме,

      пробую привстать и не могу,

      вертолетом на аэродроме

      лишь руками белыми машу.

      Белыми кричу вослед губами,

      вызывая у лежащих смех.

      И на всем Урале над дворами —

      снег, снег, снег.

      Пусть его и не было, дружище,

      просто санитар кольнул иглой,

      и душа скользнула в воздух нищий

      из окна больницы областной.

      «По выходным в глухом местечке…»

      По выходным в глухом местечке

      соседний инвалидный дом

      автобусом вывозят к речке,

      заросшей пыльным камышом.

      И там они в своих колясках

      сидят в безлиственном лесу,

      как редкий ряд глухих согласных,

      пока их вновь не увезут.

      На старости я тоже тронусь

      умом и сяду у реки,

      чтоб в пустоту смотреть, готовясь

      к зиме, как эти старики.

      И выйдет радуга из тучи

      после осеннего дождя.

      И скажет санитар могучий:

      пора, родимая, пора.

      «Первым умер спаниель Атос…»

      Первым умер спаниель Атос,

      ничего не объяснил домашним,

      что-то мирно проворчал под нос,

      помахал хвостом и стал вчерашним.

      Даже кошка в трауре была,

      ничего не ела две недели,

      мы щенка другого из села

      взяли в теплом месяце апреле.

      Птицы звонко умирали враз,

      рыбы молча вверх всплывали брюхом,

      где-то вместе там зверье сейчас,

      гулят, чешут лапою за ухом.

      Где-то ждут, мурчат и ловят блох

      там, в едином времени и месте.

      Если есть на свете детский бог,

      то погладь их, Господи, по шерсти.

      Отъезд

      У подъезда такси просигналит

      на холодном проспекте, где львы,

      где в осеннюю хрупкую наледь

      запечатан гербарий листвы.

      И поедет машина вдоль сада,

      вдоль решетчатой тени оград,

      вдоль прогулочного променада

      с непременною ротой солдат.

      В голом зеркале заднего плана

      фонарей золотая строка,

      канцелярий, контор панорама,

      голубая, родная река.

      Много пива под шапкою пены,

      залпом выпито возле дверей,

      ночью бил сильный ключ Иппокрены,

      и поэтам трещал соловей.

      И напел, натрещал, дорогие,

      бесконечный полет вдоль земли

      за волнистые и кучевые,

      и далекую встречу вдали.

      «Простые слова принимай на хранение…»

      Простые слова принимай на хранение,

      бумаги и авторские права,

      неоновых ярких витрин отражение,

      пробитую ленту машинки «Москва».

      От южных, шатающихся палисадников —

      до