Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль. Владимир Сорокин

Сразу кинулся на Ерёмина. Я не говорю, что он не имеет право ударить очковтирателя, безусловно имеет, но ковбои нам ведь не нужны.

      – Виктор Юрьич, но не всё сразу, пойдёт он в партком и в…

      Дверь скрипнула, вошла Графт, улыбаясь, положила толстую папку на стол Бондаренко:

      – Извините. Вот, это Баруздин. Еле доволокла. За недельку одолеешь?

      – Побачимо. – Бондаренко ответно улыбнулся, кивнул на её шаль. – Что, мёрзнешь?

      – А у нас весь конец мёрзнет.

      – Так вроде не холодно ещё.

      – Тем не менее.

      Графт поправила шаль и вышла.

      Куликов барабанил по столу.

      Бондаренко вздохнул:

      – Знаете что, Алексей Михалыч, давайте так договоримся. Вы всё менять не будете, но поработаете над сценой с Ерёминым и над разговором в раздевалке… Беркутову причешите, пожалуйста, что это, ей-богу, публичный дом в общежитии… это не надо… Договорились?

      – Попробую.

      – Дня за четыре успеете?

      – За недельку.

      – Ладно. Вот. А тогда уж мы по второму заходу к шефу…

      Бондаренко выдвинул ящик стола, достал завёрнутую в бумагу норму и стал есть, держа перед собой. Отвислые щеки его ритмично задвигались.

      Куликов убрал рукопись в портфель, встал:

      – Тогда я в четверг звоню вам.

      – Да можете сразу приезжать утречком. Я буду.

      – Ладно. – Куликов подошёл к двери, обернулся: – Вы вот норму едите, а я вспомнил, как мы с Чеготаевым пришли в «Новый мир». К Твардовскому. Он при нас норму вытащил, тогда они ведь поменьше были, так вот, норму, значит, вытащил и бутылку с коньяком. Нам по стопке налил, а сам раз куснёт – стопку опрокинет, другой – и снова стопку. Так полбутыли выпил.

      Бондаренко улыбнулся, закивал:

      – Да я знаю. У нас ребята тоже видели не раз. Он ведь её всегда на работе ел.

      – Домой не возил?

      – Никогда. Да что Твардовский, Гамзатов вон вообще её на шампур, вперемешку с шашлыком. Жарит и ест, «Хванчкарой» запивает.

      – Восточный человек. – Куликов засмеялся, взялся за ручку. – Ну так до четверга?

      – До четверга. Всего доброго.

      – До свидания, Виктор Юрьевич.

      – Только не оправдывайся, ради бога. – Лещинский поднял две ладони и поморщился.

      – Да я не оправдываюсь, Леонид Яковлевич, – устало улыбнулся Калманович. – Просто действительно я ведь первый раз с ним…

      – Ради бога, Саша. Ты же знаешь, я этого не выношу.

      – Ну, не буду, не буду.

      – Что за женская черта такая? Если бы да кабы. Давай посмотрим лучше… а который час-то?

      – Понятия не имею.

      Лещинский заглянул под манжет:

      – Восемь без пяти. Давай расставляй.

      Калманович подошёл к своей кровати, вынул из-под подушки небольшую коробку с шахматами.

      Лещинский снял пиджак, бросил на свою кровать и потянулся, потирая лоб:

      – Уаааххаааа…

      Калманович вытряхнул шахматы на стол, стал расставлять.

      В дверь постучали.

      – Милости