Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль. Владимир Сорокин

с фамилиями шахматистов…

      Зак, жуя, забормотал:

      – Значит, у Веры Менчик с Капабланкой вышел маленький Романновский. Зашли они к Корчмарю, выпили несколько Рюминых Кереса, поели Ботвинника и закусили Цукертортом. Капабланка, надо сказать, был очень Смыслов в Люблинских делах. Поиграв на Гармонисте, он повалил Веру на Рагозина и стал говорить, как он её Любоевич. Несмотря на то что Вера была очень Чистякова и Боголюбова, она пообещала быть с ним Ласкер. Но как известно, Вера Менчик была слишком Богатырчук, и у них с Капабланкой ничего не Левенфишло.

      Калманович рассмеялся:

      – Здорово!

      Улыбаясь, Лещинский скомкал свой пакетик:

      – Там в середине что-то было, ты пропустил.

      – Может быть, конечно.

      Калманович смеялся, качая головой:

      – Ничего не Левенфишло!

      – Именно, – серьёзно проговорил Зак и двумя пальцами отправил в рот отвалившийся кусок нормы.

      Дверь приотворилась.

      Осокин вошёл, улыбаясь, коснулся усов:

      – Разрешите, товарищи?

      Сидящие за длинным столом переглянулись.

      Коньшин удивлённо приподнялся:

      – Коля? Мать чесная, откуда?! Ребята, это ж наш бывший секретарь!

      Он рассмеялся, вышел из-за стола и крепко потряс руку Осокина:

      – Здорово! Ну и ну! Сто лет у нас не был. Забыл совсем.

      Собравшиеся смотрели на них.

      – Все новые, – выглянул Осокин из-за плеча Коньшина. И ни одного знакомого…

      – А ты как думал! Умираэт старый члэн, растёт новий поколэн!

      Сидящие за столом засмеялись.

      Коньшин повернулся к ним:

      – Вот, товарищи комсомольцы, познакомьтесь. Это бывший наш секретарь комитета комсомола, ныне секретарь парткома опытного завода прядильно-ткацких машин товарищ Осокин.

      – А мы знакомы, что ты так официально! – улыбаясь, проговорила Храмцова. – Здравствуй, Коля, ты меня и не заметил.

      Ну вот, Анечка, здравствуй. И знакомая нашлась… Здравствуйте, товарищи.

      Члены бюро откликнулись вразнобой.

      – Ну что, товарищи, по-моему, мы всё решили на сегодня? – спросил Коньшин, придерживая за руку Осокина. – С редколлегией все ясно, а вечер – это, Саша, ты своих культмассовиков раскачивай.

      – Конечно, – кивнул головой Рудаков.

      – Ну, тогда до новых встреч, – улыбнулся Коньшин. – Седьмого собираемся.

      – Во сколько?

      – Как всегда в шесть. А Туманяну, Вера, ты передашь.

      – Конечно, обязательно.

      – Ну, тогда всё.

      Вставая, задвигали стульями.

      Коньшин кивнул Осокину:

      – Пошли ко мне.

      Они обогнули стол и вошли в небольшой кабинет с широким столом, зелёным сейфом и ленинским портретом на стене.

      – Нуууу… всё по-прежнему. – Осокин опустился в красное кресло. – Только Ленина сменил.

      – Да, этот красивей, кажется. Я такого в немецком журнале видел. Это фотографика называется.

      – Я знаю. У меня брат такие фото делает…

      Коньшин сел на своё место, шлёпнул по столу ладонями:

      – Ну, рассказывай!

      – С директором