Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль. Владимир Сорокин

Я вон как к тётке ни поеду, всё у них или картошка помёрзнет, или телята подохнут.

      – Далеко тётка живёт?

      – Под Курском.

      – Порядочно…

      – Ага. A то однажды ферма сгорела. Двое мужиков напились и сожгли. И сами сгорели… слушай, ну где твой городок-то?

      – Да вот щас поворот… Ну-ка притормози, не проехать бы…

      Шофёр затормозил, Заяц быстро сунул руку за отворот куртки, повернулся к нему и ударил кастетом в висок.

      Голова шофёра стукнулась о стекло.

      Заяц ударил снова. Шофёр ткнулся лицом в руль.

      Неловко размахнувшись, Заяц ударил его торцом кастета по затылку и потянул к себе.

      Голова таксиста бессильно болталась. Заяц потянул сильнее. Обмякшее тело повалилось ему на колени. Содрав с руки кастет, он перевалил таксиста к себе. А сам, перебравшись через него, сел за руль, выправил сползшую с дороги машину и погнал дальше.

      Метров через триста чернотой встал по бокам дороги высокий еловый лес, показался поворот.

      Заяц свернул, выключил фары и тихо поехал по грунтовой дороге.

      Шофёр неподвижно лежал рядом – ногами и задом на сиденье, головой на полу.

      Проехал немного, Заяц свернул на поляну, провёл машину меж двумя елями и остановился за кустами.

      Помедлив минуту, вышел, осмотрелся и, обойдя «Волгу», выволок шофёра. Достав фонарик, посветил. Остекленевшие глаза таксиста были полуприкрыты, в волосах поблёскивала кровь.

      Заяц обшарил его карманы, вынул деньги, зажигалку, ключи. Деньги спрятал, зажигалку и ключи зашвырнул в лес.

      Потом, подхватив труп под мышки, поволок.

      Мелкий дождь продолжал моросить, с потревоженных кустов текла вода.

      Ноги таксиста волочились по переросшей мокрой траве.

      Заяц ткнулся задом в ствол ели, выругался и, подтянув таксиста под раскидистый куст, бросил. Руки трупа раскинулись в траве. Заяц выпрямился и несколько раз ударил его ногой в голову. Потом расстегнул ширинку и помочился.

      С ели слетела какая-то птица, захлопала тяжёлыми крыльями. Сторонясь кустов, Заяц вернулся к «Волге», включил свет в салоне. Он достал из кармана кастет, повертел перед глазами. Кастет оказался чистым.

      Заяц открыл бардачок, вытащил пачку документов, поднёс к глазам:

      – Монюков… Виктор Иванович… так… девятый таксопарк…

      Полистав документы, Заяц сунул их обратно, вытащил оттуда же грязную тряпку, плюя на неё, вытер кровь с сиденья, выбросил в окно.

      Возле ручки скоростей на пластмассовой коробке с мелочью лежала смятая фуражка таксиста.

      Заяц поднял её. Из фуражки с шуршанием выпал пакетик с недоеденной нормой. Заяц повертел в руках норму, понюхал:

      – Вон что, бля…

      Положил пакетик в фуражку и швырнул за окно. Потом завёл мотор, задом вырулил на просёлочную, проехал, оглядевшись, свернул на шоссе и погнал, включив фары.

      Дождь перестал.

      У поворота на Минское шоссе встретился грузовик. Пригнувшись к рулю, Заяц вырулил на Минское и понёсся к Москве.

      В коробке с мелочью лежало круглое карманное зеркальце.