Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль. Владимир Сорокин

это что?.. Внутри там что-то…

      – Аааа… – она улыбнулась, сунула руку за отворот, – это норма Серёжина…

      Она осторожно вынула из внутреннего кармана кителя грубый бумажный пакет, передала Георгию.

      На пакете было оттиснуто красным:

      НОРМА

      Пакет был надорван. Георгий заглянул внутрь:

      – Норма… надо же…

      Екатерина Борисовна вздохнула:

      – Да. Это в сорок третьем. Когда убили его под Сталинградом, то есть не убили, ну, ранили тяжело, а в госпитале он и умер. А друг его, Иванютин, и передал Наташе. Они ведь с ней перед самой войной расписались. А норму он Наташе передал, Иванютин. Ещё карточки остались, письма. И норма. Вот…

      Она положила китель на диван и стала укутывать марлей.

      – А можно норму посмотреть, тёть Кать? – Георгий вертел в руках пакет.

      – Смотри, чего там…

      Он вытряхнул норму на ладонь. Она была чёрная и твёрдая.

      – Да… во какая…

      – Не то что теперь, правда?

      – Конечно.

      Теперь и пакетик аккуратненький, жаль выкидывать, и сама-то свежая, как масло.

      Георгий разглядывал норму:

      – Тёть Кать, а интересно, кто им нормы поставлял тогда? В войну?

      Екатерина Борисовна понесла спелёнутый китель к шкафу:

      – Да по-разному. Детдома эвакуированные, детсады. А иногда и просто – тыловики.

      – Понятно.

      Георгий постоял, потом качнул плечами:

      – Тёть Кать, а вот если… ну… А вот нельзя немного попробовать? Всё-таки ж интересно… какая она была…

      Екатерина Борисовна повернулась, подумала и кивнула:

      – Да попробуй. Чего уж там. Ножом отщипни маленько да попробуй… А вообще-то погоди, она ведь засохла вся. Её над паром надо или в кипяток.

      – Точно! Я кусочек отломлю – и в кипяток!

      Минут через сорок Георгий осторожно подвёл ложку под разбухший кусочек нормы и вынул его из помутневшей воды.

      Екатерина Борисовна мыла тарелки.

      Георгий понюхал кусочек, лизнул:

      – Что-то запаха никакого, тёть Кать…

      – Милый мой, так сколько времени прошло. Ещё бы.

      Георгий отправил содержимое ложки в рот, пожевал и проглотил.

      Екатерина Борисовна, вытирая сковороду, смотрела на него:

      – Ну как?

      Георгий пожал плечами:

      – Не знаю… что-то непонятное. Пересохла, конечно, странный вкус…

      Екатерина Борисовна усмехнулась:

      – Какой странный? Такая же норма.

      – Не совсем. Привкус какой-то. Не похожий…

      – Ну так мы и жили не похоже, что ж удивляться. Вы ж над модами нашими смеётесь, а они-то как раз и возвращаются. Вот как.

      – А я никогда не смеялся. Просто привкус странный.

      – Бог с ним, с привкусом. Главное – норма.

      – Открой хоть окно, что ли! – Денисов зло посмотрел на жену. – Вонища, чёрт знает…

      Светлана Павловна отодвинула тюлевую занавеску, стала открывать окно. Денисов склонился над нормой, понюхал:

      – Господи… мерзость какая… откуда они такую вонючую берут?..

      – Это из интерната Первомайского,