Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль. Владимир Сорокин

оперлась руками о тахту, поцеловала Вику в живот:

      – Ваше слово – закон, мадам. Может, кофейку выпьем?

      – Давай.

      Они встали, прошли на кухню. Марина задёрнула шторы, зажгла свет. Вика села за стол, зевая, посмотрела на отделанный деревом потолок:

      – Симпотная кухонка.

      – Нравится?

      – Ага.

      – Это муж покойный.

      – Он что – умер?

      – Разбился.

      – Давно?

      – Шесть лет назад.

      – Тебе с ним хорошо было?

      – По-разному.

      – Ласковый был?

      – В постели?

      – Ага.

      – Да нет, что ты. Разве мужчины могут быть ласковы? Он весёлый был. Хозяйственный. А ласковым – никогда…

      – Эт точно. Я весной с одним попробовала – и опять то же самое. Лишь бы засунуть. А потом спать.

      Марина понимающе кивнула, стала заваривать кофе.

      Вика легко шлепнула её по заду:

      – А у тебя попка ничего. Беленькая, безволосая…

      – Тебе волосатые не нравятся?

      – А кому нравится? Я с армянкой одной рискнула переспать, так плевалась потом. У тебя вон какая чистенькая…

      Вика быстро раздвинула Маринины ягодицы и поцеловала сначала между, потом их:

      – Сладкий кусочек… булочки…

      Марина улыбнулась, поставила полную турку на огонь:

      – Слушай, Вика, а ты тогда в троллейбусе точно знала, что я лесби?

      – Ну как же точно можно?.. Ведь не написано…

      – Но что-то чувствуется, правда? Какие-то волны, поля…

      – Конечно. Ты так посмотрела быстро, ну я и подумала.

      – Я флюиды испускала. Волны любви.

      – А я подошла тогда и грудью, помнишь, оперлась о руку твою. Ты её на поручне держала. Думаю, если уберёт, значит, пустой номер.

      – А я прямо затряслась вся! Переволновалась страшно! Я красная была?

      – Немного. Такая розовенькая, симпатичная. Юбочка клетчатая.

      – А ты тоже мне сразу понравилась. Высокая, стройная…

      – А потом народу всё меньше и меньше. Конечная, а в салоне четверо. Ты, да я, да два мудака каких-то. И ты про две копейки спросила.

      – Всё-таки Бог есть, правда? Это ж не случайность!

      – Чёрт её знает. А может – случайность.

      – Нет, это закономерно всё. Любимые должны быть вместе.

      Кофе закипел, Марина быстро сняла турку с огня, разлила по чашкам:

      – Вообще так здорово, когда с новой любимой, правда?

      – Ещё бы. В новинку. Слаще. У меня вон одна живёт изредка, ну как бы постоянная. Но надоедает всё-таки. Ссоримся часто. А до неё тоже была одна. Лариска. Старше меня лет на семь. Так мы с ней поругались здорово. У неё одно на уме – свечку суй ей и клитор соси. Одновременно чтоб. Я говорю – на хуя тебе я тогда? Найди мужика, он хуй вместо свечки засунет. Она обиделась… но попочку твою я сегодня помучаю.

      – А я твою грудь. Пей, прелесть моя.

      Они взяли чашки.

      Марина подвинула вазочку с вареньем:

      – Бери.

      – Нет, я так люблю.

      Склонились над чашками.

      Длинные Викины волосы поползли с плеч.