Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль. Владимир Сорокин

в горшок Фокина.

      – Неа.

      – Чего – неа? Вон, понос, жидко совсем. Иди. Руки надо мыть перед едой.

      Фокин разбирал запутавшиеся помочи.

      – Господи, перекрутил-то! – Вошедшая нянечка стала помогать ему. На горшках остались шестеро.

      – Ну как, Алексеев?

      Алексеев молча теребил сбившиеся на колени трусы.

      Одна из девочек громко кряхтела, уставившись расширенными глазами в потолок.

      Бритоголовый мальчик громко выпустил газы.

      Людмила Львовна улыбнулась.

      – Вот, Алексеев, бери пример с Купченко!

      Две девочки встали. Потом встал бритоголовый, потом ещё один. Сосед Алексеева тужился, сцепив перед собой руки.

      Людмила Львовна достала из кармана халата часы.

      – Самая быстрая группа. Первая, так та сидит, сидит… Гершкович разревётся, как всегда… У тебя бак готов?

      – А как же.

      Нянечка открыла шкаф, вытащила большой алюминиевый бак с красной надписью:

      ДЕТСАД № 146

      ВНИИМИТ

      НОРМАТИВНОЕ СЫРЬЁ

      Сосед Алексеева встал, с болтающимися у колен штанами проковылял с помоста:

      – Я всё, Людмила Львовна.

      – Ну, иди.

      Вытянув руку, Алексеев ковырял застёжку сандалии.

      – Что, один остался? – улыбнулась нянечка, снимая крышку с бака.

      – А он всегда до последнего сидит.

      Людмила Львовна зевнула, подошла к окну:

      – Алексеев, у тебя мама во Внуково работает?

      – Она инженер.

      – Но во Внуково?

      – А я не знаю. Она билеты проверяет.

      – Ну так, значит, во Внуково.

      – А я не знаю.

      – Ничего ты не знаешь.

      Нянечка вынула из шкафа ведро и крышку.

      – Ну что, не покакал, Алексеев?

      – Так я ж не могу и писать и какать вместе.

      – Тогда сиди.

      Нянечка, придерживая содержимое горшков крышкой, сливала мочу в ведро, а кал вываливала в бак.

      – Кто-то обманул. – Людмила Львовна заглянула в пустой горшок. – Кто же сидел здесь?.. Покревская, наверно.

      – За всеми не усмотришь.

      – Точно. Алексеев! Видишь, что ты мешаешь? Сколько можно ждать?

      – Но я какать не хочу.

      – Не будешь рисовать сегодня.

      – А я и рисовать не хочу.

      Людмила Львовна остановилась перед ним, вздохнула:

      – Вставай.

      С трудом отлепив зад от горшка, Алексеев встал.

      В горшке желтела моча.

      – Иди. Тошно смотреть на тебя. И чтоб к карандашам не притрагивался! Будешь цветы поливать.

      Алексеев подобрал штаны, глядя на работающую нянечку, стал застёгиваться.

      Нянечка выплеснула мочу из его горшка в ведро:

      – Так и не выдавил ничего, сердешный.

      Людмила Львовна заглянула в бак:

      – Тогда минут через десять я первую приведу.

      – Ладно.

      Алексеев издали посмотрел в бак и вышел за дверь.

      – Прелесть какая, – Марина провела рукой по Викиной груди, – действительно стоит. Чудо.

      Голая Вика сидела на