Полоса отчуждения. Евгений Кулькин

переполовинил свое лицо.

      Но только собрался что-то сказать, как О́на, как бы только что заметив Максима, сперва помахала ему салфеткой, а потом – более значительным жестом – пригласила к их столу.

      – Познакомься, – кивнула она в сторону мужика, что был рядом с ней, – моя прежняя мужа.

      – А почему женского рода? – нашелся как поддержать веселый стиль общения Максим.

      – У меня есть мистический дар, – ответила Она, – чтобы все хорошее оставлять в прошлом.

      – Чтобы потом сожалеть? – опять в кон вопросил Максим.

      – Нет, – ответила Она, – развод – это форма сопротивления скуке. Ибо мнимость, в которой мы живем, позволяет продолжать эту логику вечно.

      О́на покатала на ладони катышек от хлеба и заключила:

      – В русском сознании, да и в целом в реальной русской жизни, столько зигзагов и вывихов, что невольно понимаешь, что это по ним когда-то был создан лабиринт. А заряженный пророчеством народ, чтобы получить большее удовлетворение, старался еще и чувства заточить в чулан.

      – Потому и надо, – подхватил финансист, – похоронить историю, уничтожить традицию.

      – Меня всегда изумляет, – вдруг подал голос муж Подруги Жены, – как я от твоей умности реально не свихнулся?

      Кажется, он сразил ее незнакомой ей фразеологией, потому она ответила:

      – В некоторых случаях это повышает интеллект. – И уточнила: – Другая сторона, надолго ли.

      И разом обернувшись к Максиму и одновременно кивнув в сторону прежнего мужа, объявила:

      – И это татарское иго я терпела целых шесть лет. И знаешь, под какой фамилией? – И, не дожидаясь реакции, поведала: – Бесшабашнова.

      Бывший муж дернулся, словно произнесли не его фамилию, а какие-то ругательные слова, и, схватив со стола свою барсетку, зафитилил к выходу. А она вдруг обратилась к Максиму:

      – Ну и какие взгляды на будущий оптимизм?

      24

      Чем значительней Максим углублялся в семейную жизнь, восприняв ее сперва как омут, то больше убеждался, что ожидаемого, как в близости, так в отдалении, не существовало. Он как бы все время брел по мелководью.

      Сперва ожидал подвоха перед очередным шагом.

      Но потом понял, что зря на это тратит нервы.

      Ровнота в отношениях с Верой приобрела статус аэродрома, по взлетной полосе которого ползет муравей.

      И только она, Подруга Жены, этот ухаб или колдобина, наехав на которую вдруг понимаешь, что пребывал в движении неведомо куда, резко разнообразила его бытие.

      Сегодня она принесла в их дом почти не свойственную ей задумчивость. Долго сидела молча, потом сказала:

      – У вас найдется что-либо выпить?

      Он выставил на трельяж, возле которого она сидела, подводя губы, бутылку спирта.

      Она не стала демонстрировать наигранную женскую беспомощность перед небоскребом градусов этого напитка, а просто так – налила себе полстакана, залпово выпила. Посидела какое-то время не дыша, потом произнесла:

      – Травить себя еще страшней, чем лезть в петлю.

      Вернулась из магазина