Полоса отчуждения. Евгений Кулькин

садясь в машину, девка произнесла:

      – Это мы сразу друг дружку не узнали. А раньше работали вместе в совбольнице.

      – Ну куда тебя теперь везти? – спросил Максим.

      – На Яблочный поселок.

      Девка вышла, видимо зараньше, чем доехала до дома, потому как угребисто двинула в гору.

      Деньги, конечно, не заплатила.

      А Максим, как учил его один таксист, поехал дальше развивать шестое чувство, чтобы разом понять, при деньгах клиент или только духарится, что богач.

      Домой он вернулся в плохом настроении.

      Долго, ни о чем не думая, стоял на балконе, пока жена не позвала его ужинать.

      Ел вяло.

      Еще вялее разговаривал.

      Вернее, отвечал на вопросы, которыми не иначе как черти заразили жену. И только перед самым сном уловил он, собственно, в чем суть. Оказывается, соседка, вернувшись раньше его с работы, рассказала Вере, что он привозил к ней аллергийную девку, которая ей сказала, что Максим ее парень.

      Вера его ни в чем, однако, его не укорила.

      Только как-то нейтрально сказала, что знает, кто контролирует следствие наших поступков, заполняя духовный мир тем, что дает право ощущать себя вечным.

      И – через вздох – добавила:

      – В неразберихе нашей жизни, чтобы не смущать душу, всяк по-своему определяет свою судьбу, не подстраивая ее под общественные отношения.

      И поселила на лице некую полуухмыль, которая паслась на нем. как целая дюжина ос, не смея, однако, ужалить.

      22

      – Правда, настоящее Мирозданье? – продышала ему в затылок дама, которая ехала на заднем сиденье.

      С Дар-горы город действительно, казалось, утопал в хаотичной звездности. И женщина вдруг стала читать стихи:

      Какая безмерная радость

      На город смотреть родной,

      Когда, под тоской извиваясь,

      Он корчится в неге ночной.

      Она сделала паузу и спросила:

      – Правда здорово сказано?

      Он на всякий случай угукнул, хотя, если честно, совсем не разбирался в поэзии.

      Даже в классике.

      Например, ничего особенного не видел в строке, по которой все буквально сходят с ума: «Я помню чудное мгновенье».

      Ну и где тут чего-то аховое?

      А женщина продолжала:

      – На этой земле просто нельзя плохо писать.

      И опять он это подтвердил терпеливым кивком.

      Даму он вез на автовокзал из Красноармейска.

      И уже перед тем как повернуть к автовокзалу, женщина попросила:

      – Давайте еще съездим в одно место.

      И назвала адрес.

      Они долго стояли в коробке, окруженной девятиэтажками.

      Свет ни в одном окне не горел.

      Но женщина смотрела куда-то вверх и, словно по ее заклинанию или просто по желанию, там осветился один лоджиевый пролет.

      И она, как молитву, стала читать:

      Когда безнадежная радость

      Настигнет тебя в ночи,

      Пойми нашей мерзости сладость

      И выброси к счастью ключи.

      Потом она тронула его за плечо.

      – Поехали, – сказала убитым усталостью голосом.

      Максим