Чудовище. Дженни Даунхэм

люблю. Помни об этом.

      Мы проводили его взглядом.

      Я думала, что мама задаст мне взбучку из-за канапе, но она заметила ожерелье и нахмурилась.

      – Я же тебя просила!

      Я погладила цепочку.

      – Я не потеряю. Не парься.

      – Неужели тебе наплевать на все мои просьбы?

      – Я буду аккуратна. Оно придает мне смелости.

      Мама покачала головой.

      – Ты ведь обещала, что сегодня будешь вести себя хорошо.

      Она так грустно на меня посмотрела, что я не выдержала:

      – Ладно-ладно, сниму.

      – Ну не здесь же. Сперва раздай канапе. Я сейчас принесу горячее. Как только закончишь, бегом наверх и положи ожерелье на место.

      Я еще раз быстро обошла лужайку, раздала бо́льшую часть оставшихся закусок, напоследок подошла с почти пустым подносом к паре, которая стояла возле уличного обогревателя. Он седой и явно небедный, она красивая, намного его моложе.

      – Креветку в кляре? – Я постаралась улыбнуться как можно ослепительнее.

      Женщина вежливо покачала головой.

      – Нет, спасибо.

      Мужчина оглядел меня с головы до ног.

      – Не могли бы вы принести мне еще бокал шабли?

      Удерживая поднос одной рукой, второй я засунула в рот кростини.

      Пара удивленно уставилась на меня.

      – Я не официантка, – ответила я. – Я старшая дочь.

      И в доказательство понесла в рот волован, но он сломался у меня в руке, и половина пирожка шлепнулась на ногу женщине. Та ойкнула.

      – Блин, – сказала я. – Прошу прощения.

      К нам тут же подскочил Джон.

      – Что случилось?

      – Ничего страшного, – отмахнулась женщина. – Пустяки.

      – Прямо вам на ногу! Ну Александра, руки-крюки…

      – Я нечаянно, – тихо сказала я.

      – Сейчас же принеси салфетки.

      Мужчина протянул мне свою – полотняную.

      – На вот, возьми.

      Опустившись на корточки, я убрала самый крупный кусок пирожка с туфли гостьи. С пылающими щеками завернула ошметки в салфетку и вытерла то, что осталось. Я чувствовала, что все трое пялятся на меня.

      – Официантов позвать не успел, – сказал Джон; гость хмыкнул.

      Я размазала волован по туфле, окончательно ее испачкав и испортив.

      – Ничего страшного, – успокоила меня женщина. – Правда, пустяки.

      – Ну вот еще, – возразил Джон. – Будете отдавать в чистку – пришлите мне счет. Я настаиваю, Моника.

      Я выпрямилась, протянула гостю салфетку, но Джон отмахнулся:

      – Выброси.

      Я сделала еще два круга по саду. До смерти хотелось слиться с пейзажем – притвориться каким-нибудь кустиком. Или лечь на землю и прикинуться мертвой. Или уползти к себе.

      Но вместо этого я уселась в теньке под своим деревом.

      – Лекс, привет!

      Я распахнула глаза, решив на секунду, что это Касс, но нет: передо мной стоял ухмылявшийся Бен.

      – Ты чего тут одна? – спросил он.

      – Ненавижу вечеринки.

      Он рассмеялся.

      – Придумываешь, как бы все испортить?

      Я уставилась на него.

      – С чего