Люди сороковых годов. Алексей Писемский

пунш, который Семен Яковлевич пил по вечерам, был какой-то красивый и необыкновенно, должно быть, вкусный. Совестливые до щепетильности, супруг и супруга – из того, что они с Павла деньги берут, – бог знает как начали за ним ухаживать и беспрестанно спрашивали его: нравится ли ему стол их, тепло ли у него в комнате? Павел находил, что это все превосходно, и принялся вместе с тем заниматься латинским языком до неистовства: страницы по четыре он обыкновенно переводил из Цицерона[37] и откалывал их Семену Яковлевичу, так что тот едва успевал повторять ему: «Так, да, да!»

      – Я и текст еще выучил, – прибавил Павел в заключение.

      – И текст, давайте, спросим, – говорил Семен Яковлевич с удовольствием.

      Павел и текст знал слово в слово.

      – Эка памятища-то у вас, способности-то какие! – говорил Семен Яковлевич с удивлением.

      Павел самодовольно встряхивал кудрями и, взяв под мышку начинавшую уж становиться ему любезною книжку Цицерона, уходил к себе в комнату.

      Между тем наступил великий пост, а наконец и страстная неделя. Занятия Павла с Крестовниковым происходили обыкновенно таким образом: он с Семеном Яковлевичем усаживался у одного столика, а у другого столика, при двух свечах, с вязаньем в руках и с болонкой в коленях, размещалась Евлампия Матвеевна, супруга Семена Яковлевича.

      В одно из таких заседаний Крестовников спросил Павла:

      – А что, вы будете нынче говеть?

      – Да, так, для формы только буду, – отвечал тот.

      – Зачем же для формы только? – спросил Крестовников несколько даже сконфуженным голосом.

      – Некогда, решительно! Заниматься надо! – отвечал Павел.

      – Нет, вы лучше хорошенько поговейте; вам лучше бог поможет в учении, – вмешалась в разговор Евлампия Матвеевна, немного жеманничая. Она всегда, говоря с Павлом, немного жеманилась: велик уж он очень был; совершенно на мальчика не походил.

      Павел не согласен был с ней мысленно, но на словах ничего ей не возразил.

      В страстной понедельник его снова не оставили по этому предмету в покое, и часу в пятом утра к нему вдруг в спальню просунул свою морду Ванька и стал будить его.

      Павел взмахнул на него глазами.

      – Семен Яковлевич приказали вас спросить, пойдете вы к заутрене? – спросил Ванька сильно заспанным голосом.

      Павлу вдруг почему-то стало совестно.

      – Пойду, – отвечал он и, чтобы не дать себе разлениться, сейчас встал и потребовал себе умываться и одеваться.

      Ванька спросонья, разумеется, исполнял все это, как через пень колоду валил, так что Семен Яковлевич и Евлампия Матвеевна уже ушли, и Павел едва успел их нагнать. Свежий утренний воздух ободряющим и освежающим образом подействовал на него; Павел шел, жадно вдыхая его; под ногами у него хрустел тоненький лед замерзших проталин; на востоке алела заря.

      Приходская церковь Крестовниковых была небогатая: служба в ней происходила в низеньком, зимнем приделе, иконостас которого скорее

37

Цицерон Марк Туллий (106-43 до нашей эры) – древнеримский оратор, философ и политический деятель.