Люди сороковых годов. Алексей Писемский

Сказать ей прямо о том у него не хватало, разумеется, ни уменья, ни смелости, тем более, что Мари, умышленно или нет, но даже разговор об чем бы то ни было в этом роде как бы всегда отклоняла, и юный герой мой ограничивался тем, что восхищался перед нею выходившими тогда библейскими стихотворениями Соколовского.[36]

      И скрылась из вида долина Гарана,

      И млечной утварью свет божий, –

      декламировал он, почему-то воображая, что слова «долина Гарана» и «млечная утварь» обрисовывают его чувства.

      – Вы знаете, этот господин сослан? – говорил Павел.

      – Да, знаю! – отвечала Мари.

      – И знаете, за какое стихотворение?

      – Гм! Гм! – подтвердила Мари.

      – Шутка недурная-с! – подхватил Павел.

      Мари ничего на это не сказала и только улыбнулась, но Павел, к удовольствию своему, заметил, что взгляд ее выражал одобрение. «Черт знает, как она умна!» – восхищался он ею мысленно.

      Когда Мари была уже очень равнодушна с Павлом, он старался принять тон разочарованного.

      Что мне в них —

      Я молод был;

      Но цветов

      С тех брегов

      Не срывал,

      Венков не вил

      В скучной молодости! –

      читал он, кивая с грустью в такт головою и сам в эти минуты действительно искреннейшим образом страдал.

      Однажды он с некоторою краскою в лице и с блистающими глазами принес Мари какой-то, года два уже вышедший, номер журнала, в котором отыскал стихотворение к N.N.

      – О жрица неги! – начал он читать, явно разумея под этой жрицей Мари, –

      О жрица неги, счастлив тот,

      Кого на одр твой прихотливый

      С закатом солнца позовет

      Твой взор то нежный, то стыдливый!

      Кто на взволнованных красах

      Минутой счастья жизнь обманет

      И в утро с ложа неги встанет

      С приметной томностью в очах!

      Мари на это стихотворение не сделала ни довольного, ни недовольного вида, даже не сконфузилась ничего, а прослушала как бы самую обыкновенную вещь.

      Вскоре после того Павел сделался болен, и ему не велели выходить из дому. Скука им овладела до неистовства – и главное оттого, что он не мог видаться с Мари. Оставаясь почти целые дни один-одинешенек, он передумал и перемечтал обо всем; наконец, чтобы чем-нибудь себя занять, вздумал сочинять повесть и для этого сшил себе толстую тетрадь и прямо на ней написал заглавие своему произведению: «Чугунное кольцо». Героем своей повести он вывел казака, по фамилии Ятвас. В фамилии этой Павел хотел намекнуть на молодцеватую наружность казака, которою он как бы говорил: я вас, и, чтобы замаскировать это, вставил букву «т». Ятвас этот влюбился в губернском городе в одну даму и ее влюбил в самого себя. В конце повести у них произошло рандеву в беседке на губернском бульваре. Дама призналась Ятвасу в любви и хотела подарить ему на память чугунное кольцо, но по этому кольцу Ятвас узнает, что это была родная сестра его, с которой он расстался еще в детстве: обоюдный ужас и – после того казак уезжает на Кавказ, и там его убивают, а дама постригается

36

Соколовский Владимир Игнатьевич (1808—1839) – поэт. А.И.Герцен в «Былом и думах» называет его автором «довольно хороших стихотворений». За сочинение куплетов, осмеивающих Александра I и Николая I, был заключен в Шлиссельбургскую крепость и затем выслан в Вологду.