Жизнь волшебника. Александр Гордеев

он скажет дома Марусечке и что ответит она, и вообще прикинуть, во что для них выльется

      вся эта покупка. И, думая так минут пять, Огарыш в конце концов производит гениальное

      математическое действие, разделив стоимость фотоаппарата «Смена» на стоимость бутылки

      водки. В результате выходит не такое уж великое их количество, которые он, хошь не хошь, а

      выглатывает. Вот если представить жене такую калькуляцию, так она в благодарность за его

      проснувшуюся совесть (она бы так именно и сказала – «совесть») ещё и сама на бутылку даст.

      Причём прямо сегодня, по причине их счастливого возвращения. Эти вычисления вдруг настолько

      смущают самого Огарыша, что не решиться на покупку он уже не может.

      В тот момент, когда он протягивает Ромке его, уже собственный фотоаппарат, тот всё ещё стоит

      и смотрит на недоступные чужие. Увидев же жёсткую картонную коробку с нарисованным на нём

      главным предметом своей мечты, он просто немеет. В его глазах столько неверия, восторга и

      счастья, что Огарышу становится не по себе. Запоздало он даже спохватывается, что уж не

      слишком ли, и в самом деле, балует его? И потому, лишь дав Ромке подержать фотоаппарат в

      руках, осторожно укладывает коробку в надёжный мешок.

      Вот и всё, теперь Ромке этот магазин и не нужен вовсе. Теперь тут уж и смотреть-то не на что. И

      он уже никуда не бежит – теперь он как ручной, как приклеенный.

      Они идут по улице, а когда проходят мимо столовой, Огарыш вдруг машет рукой: а, уж кутить –

      так кутить! Давно ничего столовского не пробовали. Конечно, в городе всё дорого, но всё-таки они и

      сюда завернут. Входят в столовую, сдают телогрейки – большую и маленькую – в раздевалке с

      крючкастыми вешалками, получив взамен алюминиевые кружочки. Ромке хочется и кружочки эти

      рассмотреть, но отец прячет их в карман пиджака. Потом, расчесав свой чуб и чуб сына, усаживает

      Ромку за стол, сам отправляется за стойку раздачи, а, вернувшись минуты через две с тарелками

      на подносе, уже не находит сына на месте. Тот, не расставаясь со своими валенками, на которых

      белеют меловые цифры, стоит возле большого фикуса у окна. Михаил недовольно хмыкает: ну, уж

      там-то чего интересного он нашёл? Окурки, натыканные в кадку с землёй? (Вечерами эта столовая

      используется, как ресторан).

      – Ты чего там делаешь? – сердито кричит Огарыш.

      – На муху смотрю, – отвечает Ромка.

      Два школьника, сидящие за соседним столиком с родителями, прыскают от смеха – нашёл на

      19

      что смотреть. Пожилой человек за столиком недалеко от фикуса смотрит на него с тихой улыбкой –

      ну надо же, человек на муху смотрит…

      – А ну-ка, иди сюда! – так же сердито подзывает его Михаил, а когда сын оказывается рядом,

      осуждающе вздыхает: Ох, и любопытный же ты…

      Ромка не понимает его недовольства и улыбается. Михаил вздыхает ещё раз, расставляя

      тарелки со столовским