Молодой Бояркин. Александр Гордеев

кумиром. Его уроки были интересными и разными. Учебник он почти

      не открывал, но часто зачитывал что-нибудь из других, разбухших от закладок книг:

      исторических, художественных, каких угодно. Его страстное увлечение историей было как

      порыв ветра, который завихряет и всех остальных. Не выучивших урок, если такие

      находились, он не ругал, а просто не уважал, но это было куда неприятнее двойки.

      Десятиклассники, у которых историк был классным руководителем, часто оставались после

      уроков просто посидеть, поговорить с ним.

      Но после зимних каникул учитель не приехал. Вместо него на первые уроки истории

      приходила завуч Лидия Никитична и рассказывала, что их любимейший Анатолий

      Федорович оказался липовым учителем с поддельным дипломом и что его, слава богу,

      вовремя разоблачили. Да, он работал раньше в школе в соседней области, но, увы, в качестве

      завхоза. Лидия Никитична рассказывала об этом многословно и назидательно, считая, что

      этот случай может иметь для учеников некий воспитательный эффект.

      Десятый класс объявил бойкот ее урокам, за что староста и комсорг получили

      выговоры. Но за неделю возмущение спало. Спала и любовь к истории. А в понедельник из

      города приехала молодая дипломированная историчка, которую уже во вторник прозвали

      Курицей.

      А какой невыносимой стала в девятом классе физика с приездом нового учителя,

      выпускника университета. Он был низенький желтовато-смуглый, как китаец, с кривоватыми

      ногами, с руками и плечами в одну дугу. Первое время его авторитет держался на том, что он

      был самбист-перворазрядник. Но скоро это перестало иметь смысл. Уроки он вел лицом к

      доске, исписывая ее вдоль и поперек. В класс он смотрел два раза – когда доска была еще

      чистенькая и когда на ней не оставалось свободного пятачка. Иногда при выведении

      очередной формулы у него что-то не совпадало, и он дискутировал сам с собой. В этом

      случае он иногда оборачивался, и если с кем-то из учеников встречался взглядом, то обоим

      становилось неловко, взгляды тут же расцеплялись; физик возвращался к своей доске, а

      ученик к какому-то своему делу.

      Бояркин в это время увлекался сочинением стихов, а Игорек Крышин карикатурами.

      Однажды он нарисовал физика в виде паука, который, вылупив глаза, посиживал на паутине

      из формул. Глаза получились очень похожими. Рисунок, как обычно, пошел по рядам,

      вызывая смех, и вдруг очутился в руках учителя.

      – Чья работа? – спросил он.

      – Моя, – признался Игорек.

      – Это что, карикатура?

      – Дружеский шарж…

      – Что-о!? – закричал физик. – А ну вон из класса!

      Игорек отказался. Учитель стал выволакивать его силой. Крышин, разозлившись,

      приподнял преподавателя от пола. Класс привстал. Игорек состоял в сборной школы по

      баскетболу и по весовым категориям самбистов, наверное, подходил к полутяжеловесам,